Письмо другу

Послушай, видимо это похоже
более на кропотливый труд,
чем на вдохновение, все же
небольшая крупица последнего тут

присутствует. Несмотря на плохую
и тяжелую форму стиха,
я сижу за столом, смакую
каждую строчку, из-под пера

выходящую медленно, словно
из печи вынимаемые горшки,
черные, обожженные ровно -
ценная утварь. Моей руки

произведения большей частью
неудачны, с изъянами, даже
часто - недоделанны. К счастью,
ими не пользуются. Наше

дело пока что не на потребу
обществу, отдельному человеку.
Любую твою или мою победу
можно, в угоду Великому веку,

относить к локальному продвижению
совершенства внутри такого пространства,
которое замкнуто и к сообщению
вовне не годно из-за упрямства.

Пачка бумаги в пятьсот листов
изводится в месяц, может
в этом причина смерти лесов,
происходящей повсюду. Гложет

и гложет совесть меня за то,
что время уходит, уходят силы,
а ничто не меняется: в мире зло
всё так же непобедимо, или

добро не делается сильнее...
В обществе без изменений в общем
со времён Египтян, и еле-
еле совершается внутренний (впрочем,

субъективно наличествующий) прогресс.
Только Слово, как вещь в себе,
совершенствуется. Процесс
углубления языка нигде

не имеет помех, способных
существенно помешать его
продвижению. Неудобных
форм головы того,

кто, имея язык, являет
неспособность постигнуть суть
Слов, он практически избегает,
оставляя тупую муть

в негодящейся голове такой.
Быть носителем языка
не легко... Но постой, постой!
Возражать не спеши, пока

не дослушаешь. Если честно,
то скажу: у меня есть чувство,
будто всякая речь лишь средство
понимания, и искусство

только служит каким-то силам,
еще более видно грозным,
управляющим этим миром,
делающим серьезным

Человека, когда он в суе
поднимает десницы к небу.
Так что, даже литературе -
место скромное. И беседу

о ролях заводить не нужно,
когда роли - не то что важно.
Посмотри: на улице вьюжно,
заметает  под окна ажно

снегом, в белую ночь зовущим.
Прислонившись к окошку носом,
представляешь себя живущим
веком раньше великороссом.

Не меняется здесь погода.
К холодам привыкали веками
люди. Лучшая часть народа
давно не меряет жизнь дровами!

Я хотел бы спеть героизма
песню звонкую, только что-то
обрывается в горле из-за
нестерпимо высокой ноты...

Ладно, значит ноябрь ныне.
Осень - следствие летних каникул.
Хорошо, если тепло в квартире,
в форточку высунулся, крикнул.

Спугнул ворону, она взлетает,
крылом тяжелым метя по снегу,
и на ладони снежинка тает,
как сердце тает, впадая в негу...

Впрочем, это все зарисовки.
Посмотрим, однако, в корень пейзажа,
теперь, когда отметая уловки,
трудно о чем-нибудь не сказать - лажа.

Годы свершают неумолимо
свой ход - этому не помешаешь.
То, что кажется совместимо
только в снах, все же, знаешь,

оказывается совместимым явно -
в будущем. Когда до глотка
настоящее допиваешь, плавно
подкатывает будущего волна

прямо к горлу, не говоря
об остальном, что имеет тело.
Так вот сходятся, уходя
в перспективу, два разных дела

разных двух человеков. Я
утверждаю за Лобачевским следом,
что пересекутся у нас всегда
за горизонтом прямые, мелом

проведенные на неровном полу,
начиная от школьной доски и дале
продолженные через большую страну,
через время и деньги - две магистрали ...

Ноябрь 199..? года.