Светлана Леонтьева Н. Новгород. Пушкин и Гоголь в
1.
«Не дорого ценю я громкие права…»
А. С. Пушкин
Римский Камень бездомен лежит, безголос,
этот камень огромен, он в землю врос.
Вдоль дороги, и это его изъян,
сбросил старые тоги во тьму полян.
Шкуры мехом наружу – рванье рваньём.
Камень вытрясет душу твою живьём!
Как за первою дверью его дорог
воздух тмином и прелью дыхнёт в висок!
Дантов слог. Дантов стержень. И Дантов крюк.
О, довольно надежды! Разомкнут круг!
Там за дверью, за жаркой, что без гвоздей
Пантеон возле арки да Колизей!
Растекутся дороги из-под колёс,
что в едином итоге – нос, шея, хвост.
А я третью
заветно рвану, привет!
Дверь, откройся! Но двери в помине нет!
2.
«нельзя было сказать, чтоб она с ним кокетничала;
но поэт, заметя ее поведение, сказал бы: Sе аmor non ;, chedungue?..»
А. С. Пушкин
Коммуналка на Невском – кот, собака, старик
да на кухне соседской стол к окошку впритык.
Каждый метр на учёте, пропылённый квадрат –
потолок, что к субботе весь протёк невпопад.
С бигудями соседка прошмыгнёт в коридор,
коммунальная клетка – зависть, сплетни, раздор,
это воздух – крем, мыло да дешёвый шампунь.
Век осьмнадцатый был он? Месяц летний июнь?
Где ты? Или приснился? Век традиций и правд?
Ох, народ, расступился б, слышишь, грянул набат!
Барин едет в карете.
Натали, Натали,
мы с тобою в ответе за волненье в крови.
За снега – целый ворох из-под конских копыт.
Гоголь прячет за ворот
щёки. Ах, какой стыд,
коли Пушкин не примет! Говорят, барин спит…
Нужен срочно! Во имя всех святых, всех святых –
город в центре вселенной, где Петрарки язык,
город тот, что по венам в вас нещадно проник!
В вас скрестился углами небосводов своих,
в вас сместился осями, светом звёзд и молитв.
Город ведьм и пророков.
Чу! Разверзнут зазор.
Пушкин, это твой Гоголь – Мёртвых душ Ревизор!
… В коммуналке на Невском возле двери стоим.
Отпустите погреться всех в Италию, в Рим!
Это видеть не надо – ибо сердце спалит.
Заходите с парадной, громко крикнув: «Свои!»
3.
Гоголь жил в Италии, а Пушкин, её желал…
(из «Хроник»)
Она – Италия. И каждого звала,
и руки нежные, как будто два крыла,
обеими оглаживала плечи.
И восхищала! О, мгновенья речи,
вся вечность ими, гордыми, жила.
Но как вернуться, если не ушёл?
И как уйти, предел не покидая?
…Скользит, скользит гондола золотая
вдоль площади, вдоль сквера и трущоб.
Как пёс цепной, весь этот долгий век!
Поэта не удержишь…
За три моря,
ах, Александр Сергеевич, побег
так жутко смел, так нестерпимо скорен.
«Заветный умысел» грозит не только вам!
Россия, Петербург, снега, метели.
Из Гоголевской, смертным, нам шинели
не вырваться! Ни мыслям, ни делам!
Среди садовых роз, где неба гладь,
где неба ширь сквозь лепестки и тени,
не ведая, но вы могли летать
и научили нас, мы не хотели…
Итак, Италия! Она ни в глаз, а в бровь,
Риальтов мост, Верона и Помпеи.
Здесь Гоголь был, здесь розы и любовь,
а Пушкин быть не мог. Ему больнее!
4.
«где вечный лавр и кипарис…»
А. С. Пушкин
Предатели! Повсюду! Эка прыть,
прожгли уста Иуды поцелуи…
И как, скажите, нам их позабыть
отныне, не томиться как, ревнуя
ко славе вечной – словно взгляд в окно?
Наполнен ларь монетами под крышку,
набит сундук деньгами – скрыто дно,
в гортани звук, и он, как всё здесь, слишком!
Любить врага – змею, что на груди
пригреть навек! И не бояться яда.
Иуды поцелуи позади,
но и они – ни камни, ни преграда.
Они – ни смерть! Корабль причалит в шторм.
Здесь, в Риме Гоголь был желанным гостем.
Предательство случится, но потом
да и не с ним! Поранят – отголоски.
Via Sistina улица ли? Флёр?
Гуляй себе хоть памятной доскою!
… А итальянка выбивать ковёр
во двор выходит новою строкою
к «Шинели» Гоголя и шествует вослед
всем «Одам» Пушкина втесняется, втекает.
И ничего помимо жизни нет!
Предатели?
Да кто же их считает…
5.
Ещё об ангелах хочу поговорить,
о их умении гасить на сердце пламя…
До арки Тита нас проводит гид,
и дождь слезами нам лицо изранит.
Помпеи, Рим, Неаполь, Пиза. Мы
зайдём в кафе, в окне – цветные стёкла.
Как рыбки из аквариумной тьмы,
чья чешуя от света не поблёкла,
мы созерцаем неширокий двор,
мы слушаем, как напевают вёдра.
Увы! Увы! Загадка, сны, укор,
но слово царское востро, сурово, твёрдо!
И ангелы!
Им всё равно кружить
под этим небом тихо, безголосо.
Писателю – навечно уколоться,
писателю такая участь, жизнь.
Дорога в Рим ему. А нам – из Рима.
За поцелуй на улице здесь штраф.
Целует ангел! Щёки, губы дымом,
целует ангел, смертью смерть поправ!
Уже никто нас не разлучит! Вне я
Де ла Гандара, запахов её.
Мы все из боли. Значит, нам нужнее,
из вечности взойдя, уйдём в неё.
Свидетельство о публикации №117010707782