гасконец был горяч но тощ

Семён Семёныч Витраже, доцент с гасконскими корнями,
и с ним Аркадий Палыч Нямин, доцент на пенсии уже,
делили участь и фужер.

Один порывист был весьма, другой лакал благоговейно.
Фужер ласкал теплом портвейна их два желудка, два ума.
В окошке маялась зима.

Приют нашёлся, как всегда, в сторожке НИИ сверхвысоких.
Вот-вот весна в соплях и соках объявит стужам: таки да!
Случалось так во все года.

Был тост за маятник Фуко. За ним - пресны, затёрты речи.
С окном седым контраст всё резче румяных полустариков.
И портвяшок - как был таков.

Семён желал вторую брать. Не сытной пенсией отмечен,
Аркадий, полн противоречий, ввернул расхожее про мать.
Был диспут склонен нарастать.

Слова, всё боле нелегки, секли, что конские подковки,
в обоснованье полировки. Аркадий сжал кулак руки,
не видя козырей других.

Гасконец был горяч, но тощ. Пенсионер был закалённый,
снеся анкоры бывших тёщ и тяжбу с дочерью Алёной.
Финал, казалось, предрешённый.
А всё ж..

Вожжа, а может быть, шлица, обоим, стало быть, попала.
Но два разбитые лица, вновь возжелали влаг бокала.
И нет сей повести конца.