Проповедь о смирении

31 декабря 2016 г.
        Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Дорогие отцы, братья и сестры! Сегодня первое Евангельское чтение, которое мы слышим, посвящено предпраздненству Рождества Христова, а второе Евангельское чтение – рядовое. Но и то, и другое чтение в преддверии Рождества говорят нам о радостном смирении.
Ибо в первом Евангельском чтении мы слышим о древе горушном, которое должно вырасти в вертограде, если мы читаем славянский текст, или в саду, если мы читаем текст греческий, но это есть одно и то же. Это древо горушное должно вырасти в саду, стать таким большим, чтобы оказаться укрытием для птиц. И оно есть образ, несомненно, смирения души, которая не ищет своего, души, которая уступает, души, которая ничего не требует, души, которая оказывается где-то безответной, души, которая несет силу своего подвига. И соразмерно этому подвигу душа оказывается в результате не только умаленной и притесненной, но возвышенной, благородной, щедрой, глубокой, любящей, обладающей нравственным величием, той, в которой находится место для любви, для встречи, для радости, для милости, для устремления к Богу, для духовного порыва, для вдохновения и для счастья.
А в другом Евангельском чтении мы слышим с вами слова о том, что «возвышай себя унизится, а унижая себя возвысится», слова, по сути дела, о том же самом, слова о смирении, которое возвышается и о гордости, которая унижается. Мы слышим притчу о званых на брачный пир, которые должны стремиться не к первым местам, откуда они могут быть изгнаны, но к последним местам, откуда они могут быть позваны на более высокое место.
Очень часто, дорогие братья и сестры, в нашей жизни бывает повод для внешнего смирения, для смирения вынужденного теми или иными обстоятельствами, когда мы оказываемся в тупике, когда мы ничего не можем сделать. Мы смиряемся, но смиряемся не так, чтобы принять по-настоящему Волю Божию, а словно мы уступаем этой Божественной Воле, не имея сил сделать ничего так, как хотелось бы нам.
Но смирение, дорогие братья и сестры, – это есть высокая добродетель, которая появляется в нашей душе не в силу того, что она отступает, не в силу того, что она просто внешне, так или иначе, принимает то, к чему ее ведет Божественный Промысел, а иногда Божественное попущение. Смирение – это есть очень высокая добродетель, которая, по учению Евангелия и по учению Святых Отцов, сочетается с дерзновенным порывом души к Богу.
Смирение – не то, которое заводит нас в тупик безысходности и неизбежности. Смирение – не то, которое говорит нам оставаться на своем месте и ничего не делать. Но то подлинное смирение, которое сочетает вместе с собой устремление к Богу, то смирение, которое сочетает вместе с собой огромную силу ревности и дерзновения, то смирение, которое оказывается путеводной нитью всей нашей жизни. Это смирение прилагается к древней четверице добродетелей, которые еще в античные времена называли «главными добродетелями». И к этим добродетелям относилось благоразумие или разумение, умеренность, целомудрие как тоже некая премудрость, мужество, и храбрость. И к этим четырем добродетелям прилагается смирение как основание жизни христианина, которое не только заставляет нас быть малыми и принимающими те или иные житейские удары, но повелевает нам быть возвышенными и придти в небесные чертоги.
Смирение – как важнейшая первая ступень лествицы добродетелей, ведущей нас к Богу, вершиной которой является добродетель Божественной Любви, как говорят Святые Отцы.
И сейчас, в дни перед Рождеством, нам есть о чем подумать, потому что эти дни являются окончанием года. Год – это всегда некий круг или цикл, и хотя это внешний календарный год, который не имеет прямого отношения к церковному календарю, но, тем не менее, всякий раз, когда мы приходим к какому-то рубежу, мы начинаем размышлять и осмыслять то, что сделано или не сделано. И нам, так или иначе, приходится смиряться с тем, что не сделано.  И когда мы строим планы на будущее, мы стараемся строить их так, чтобы в этих планах всё внешнее, земное, пусть даже самое благое, но второстепенное, занимало бы свое место в определенной иерархии ценностей: чтобы в наших планах не внешнее, а внутреннее, не благоуспеяние тела, не какие бы то ни было достижения, пусть даже самые оправданные всей нашей жизнью, составляли наше счастье, но подлинное преуспеяние души. Ведь самое главное, что есть в нашей жизни – это живая связь с Богом, это полет души, это вмещение в себя Божественной радости. Самое главное – это жизнь вместе с Богом и ощущение этой жизни в любой момент: и самый легкий, и самый суровый. Это та радость, которую никто не может отнять, и это та радость, которая возникает в нашей душе тем сильнее, чем  больше жизненных препятствий и обстоятельств со всех сторон одолевают и нашу душу, и наше тело. Это состояние – состояние духовной победы, но одновременно той победы, которую мы можем сами не ощущать. Это состояние человека-слепца, который идет вслед за Богом, куда бы Он его не повел. Это состояние военачальника, который, совершив любую победу, понимает, что эта победа не его, а что все в руках Божиих.  Это состояние царя, который обладает дворцами и состояние последнего нищего, который не обладает ничем. Это состояние внутренней безпопечительности при огромной ревности о том, чтобы ни одно из Божественных слов и ни одна из Божественных заповедей, ни один из Божественных примеров, ни один из Божественных путей, ни одно из Божественных увещеваний не осталось бы не вдохновившим, не освятившим нашу жизнь, чтобы те насаждения и сады, которые взращивает Бог в нашей душе, стали подлинными вечноцветущими садами, ведущими нас в жизнь вечную, а не приковывающими нас к земле. Аминь.