Герой Вашего времени. 3 глава

Фрагмент 3
   
  Теперь Антон жил в квартире своей жены. В центре Москвы. В старинном доме, напоминавшем большегрузный корабль, раньше бороздивший морские просторы, а теперь вставший на прикол, в самом начале улицы Воровского. Когда наступал вечер и зажигались огни квартир, было ясно что этот корабль ещё на плаву. Ему бы только с якоря сняться и тогда... У.У.У.У.
   -Полный вперёд!- закричит капитан из десятой квартиры, отдавая честь. И громадина, огромная серая махина, с трубами и мачтами антенн наверху, набирая обороты,  медленно отойдёт от причала, около Нигерийского посольства... Поплывёт, поплывёт, в сторону площади Маяковского, теряя очертания в навалившейся на город ночи...
  Одно плохо. Капитан не настоящий, а из милиции. Так что придётся пока ждать.  Жить и надеяться,  что когда-нибудь, всё будет по-другому. И  чтобы капитан, настоящий моряк! И  чтобы под килем семь футов. И ветер, желательно, попутный...
   
  Отец Наташи, в прошлом газетный журналист, объездивший чуть ли не весь мир,  когда-то талантливый, а теперь просто отяжелевший и морально и физически человек,  недавно стал работником номенклатуры. Пригласили. Поговорили. Предложили. На самом поднебесном уровне. В районе кремлёвской стены. Будете директором издательства…  И всё. Жизнь обрела  новые формы.  Банкеты, встречи, постоянное общение с высшей партийной элитой. Служебная Волга, личный шофёр.
   
Из подъезда с утра выйдет, сделает отмашку рукой, мол что же ты Володя,  на целую минуту опоздал, поставит аккуратно свой портфель на переднее сиденье, сам на заднее,  и поехал в сторону центра...
На вид было ему больше пятидесяти. Полный, чуть выше среднего роста, седые всегда аккуратно постриженные волосы, глаза цвета морской волны, неглубоко посаженные на широком, располагающем к общению лице, похожем на хорошо пропитанный маслом и облитый мёдом блин,  но с грузинским послевкусием. А всё потому, что отец Ивана Гамзатовича, чистокровный грузин, оставил в наследство Антоновому тестю, большой, чуть горбинкой нос и истинное кавказское гостеприимство.
   
  - Алё, Кира - врывался он телефонным звонком в тишину засыпающей квартиры,   - Быстренько чего-нибудь приготовь! Мы сейчас приедем.

Кира Григорьевна, женщина неопределённого возраста, со следами былой красоты на уставшем, от перипетий жизни, лице, мать Наташи, а по совместительству тёща Антона, давно привыкла к издержкам профессии мужа. Его постоянные встречи, общение с интересными людьми, сауна после работы, до работы, а иногда и вместо работы. Бесконечная карусель юбилеев, собраний, встреч с нужными людьми, плавно переходящих в дружеские посиделки. Поздние возвращения домой...
Она уже давно устала от скандалов. Перестала, даже пытаться, выяснять отношения. Есть муж, с которым связывает много лет совместной жизни. Есть любовник. Молодой. Красивый...Что ещё нужно женщине средних лет?   
 
Мы не такие как все - показывала она всем своим видом - мы высшее звено, мозговая косточка партийной элиты.

Давным-давно в дореволюционной крепостнической России столбовая дворянка, дородная молодая баба, кровь с молоком, могла при челяди обоего пола спокойно не стесняясь разгуливать обнажённой. Она не считала их за людей!

И теперь, те,  кто руководил страной, не стеснялись. Видно, никого вокруг, за людей, не считали. Не стеснялись,  лгать и обманывать, вещая из  миллионов телевизоров,  приёмников, с высоких трибун и со станиц газет. «В Советском Союзе человек живет свободно!» «В Советском Союзе нищих нет!» «В Советском Союзе бездомных нет!» «В Советском Союзе все равны!» «В Советском Союзе секса нет!», «В Советском Союзе проституции нет!", а сами потом спешили  в район  Рублёва - Успенского шоссе на скромные  двадцатикомнатные  дачи, заниматься сексом, которого не было,  с проститутками, которых нет.
  "Мы вас любим!  Мы о вас беспокоимся!»
Только на самом деле, люди для них оставались необходимым неудобством. Огромной серой массой, кишащей где-то далеко внизу. Конечно, ведь не бывает дороги без водителей и пешеходов. Магазинов без продавцов и покупателей. Театров без актёров и зрителей... И страны? Огромной! Необъятной! Раскинувшейся на десятки тысяч километров, без жителей! Какая уж тут любовь?
   
  ...-Алё, Кирочка - Сразу становилось шумно…

Наташа  срочно накрывала на стол. Кира Григорьевна пыталась приготовить богатое и разнообразное угощение, из того что находилось в холодильнике. Между прочим Розен Леф. А кухня, после той квартиры, в которой Антон прожил всё детство, как маленький аэродромом, для дозаправки топлива. Со своей взлётной полосой, в виде огромного старинного стола, стоящего посредине. Прилетел. Заправился. Поблагодарил. И снова в путь. Разрешите взлёт? Ключ на дренаж. Пеленг включён. Лонжероны работают. Разгон. Ещё разгон. Скорость принятия решения. Штурвал на себя. Оторвались. Полетели... Прямиком в комнату Наташи. На диванчик прилёг. Можно спать…
И вдруг звонок прервал сладкий сон.
  Помоги мне накрыть на стол - кричит Наташа  - принеси глубокие тарелки. - Сколько штук? - вопрошает Антон недовольным голосом, до конца ещё не проснувшись.
  - Шести хватит - доноситься голос тёщи, из недр аэродрома.
   
  На столе, будто в сказке появляется лобио. Геометрически правильные прямоугольники сыра, масла и ветчины, на отдельных тарелках. Сациви, в фарфоровом судке, принимающее ванну из орехово-сметанного соуса. Разные грузинские травки, сочным пучком лета,  лежащие на столе и источающие ароматы кинзы, тархуна и ещё чего-то незнакомого. Салат из свёклы под майонезом, по цвету напоминающий бурную химическую реакцию. Островок холодца, украшенный розочками из варёной моркови. Над всем этим изобилием, возвышается бутылочка Кинзмараули.
  Только слегка скосишь глаза, а желудочно-кишечный тракт уже начинает отбивать лисгинку. И хочется истошно кричать Асса, лихо ходя по кругу и вытягивая руки, то в одну, то в другую сторону... Остановившись на одном месте, начать быстро быстро перебирать ногами. Неистово хлопая в ладоши, в такт барабанам, зажигательным, неутомимым и вечным, словно горные вершины, глядящие с винных этикеток, из-под шапок девственно-белых снегов, на алмазные вспышки хрустальных бокалов и благородный мельхиоровый блеск ножей, вилок и ложек, застывших в почётном карауле между перламутровыми тарелками. - Асса, асса…
   
  - Откуда всё это в конце февраля?! - удивляется про себя Антон. Но вида не подаёт. Будто он раньше, чуть ли не с самого рождения, питался именно так. Он критично оглядывает стол - Кира Григорьевна, ещё салфеток не хватает.
  - Вот молодец! Наташка  никогда не заметит…
  В довершение всего, тёща водружает на середину стола раскалённую фритюрницу, на специальной подставке, со шкворчащим внутри мясом.
  - Ну вот и славно! - произносит она - Теперь точно всё готово.
 
Слышно как открывается входная дверь. Из глубины морозной ночи, появляется Иван Гамзатович, - Кира, я дома. И чуть позже. - Вот познакомься лично. Это Михал Михалыч Жванецкий, собственной персоной. - Здрасьте. – Михаил Михайлович немного сконфуженный столь поздним визитом, целует ей руку. Очень приятно - тараторит Кира Григорьевна - раздевайтесь вот тут и проходите в комнату. Сейчас ужинать будем. - Ой - говорит она как бы опомнившись - а это наша дочь Наташа и её муж. Антон жмёт Жванецкому руку – Антон.
  Михаил - как бы передразнивает его серьёзный тон, круглолицый сатирик, делая ударение на И. - А где у вас здесь туаллет - интересуется он неожиданно шумно, после чего снимает шубу, бросает свой потёртый, видавший виды портфель, в неразбериху обуви. И устремляется к желанной двери...
  За третьей рюмкой водки, которую мужчины принесли с собой, обильной закуски и недолгих уговоров, Жванецкий идёт в прихожую за портфелем. Возвращается. Долго-долго перекладывает с места на место какие-то листы, приговаривая…
  - Нет, это пожалуй нет. Это тоже. А вот это можно, но позже… Наконец он начинает читать вслух с мятого, безжалостно покоробленного пишущей машинкой, пробитого в нескольких местах насквозь, стандартного листа "Собрание на ликеро - водочном заводе" Удержаться от смеха просто невозможно...
   
  - А знаешь Жванецкий такой же как все, только глаза у него грустные. Сам смеётся,  а глаза грустные. - говорит Наташа  Антону, уже лёжа в кровати. - А я думала…
- И что же ты думала?
- Ну не знаю, что он выше что ли.
- Да, ростом его природа обидела. - зевает Антон - Ладно. Давай спать. Завтра вставать с петухами…
   
  Они прожили с Наташей почти три года и разошлись спокойно. За совместную жизнь детей и прочего  имущества  не нажили. Студенты, одним словом. Так что претензий друг к другу не имели. В заявлении о разводе, в графе причина развода, Антон написал "Не сошлись характерами" На самом же деле, оказалось очень сложно, всё время жить взаймы. Его как бы облагодетельствовали.  Взяли в хорошую семью, из нищеты. Тёща, при случае, напоминала об этом. Да и Наташа к нему несколько охладела. В минуты ссор, она твердила, что семейная жизнь, не для неё. Что они совершили ошибку. И что  Антон её не любит, как прежде. Какое-то время он убеждал себя, что всё не так. Даже силился представить что любит свою жену. Но в результате тяжёлой борьбы детского горделивого максимализма с разумом, победил максимализм.
  Антон покинул старый,  столь любимый им корабль, на улице Воровского и переехал назад, в утлый челнок из панелей.