Герой Вашего времени. 1 глава

Всё что в этой книге написано, величины постоянные и неизменные, как число "Пи", не смотря  на время года, Хрущёвскую оттепель, Брежневский застой, Горбачёвскую перестройку,  Ельцинский беспредел, или Эпоху серых (Вовы-Димы).
                автор.
   
ГЕРОЙ ВАШЕГО ВРЕМЕНИ (ПРО АНТОНА.)
   
   Довлатову, Тополю, Буковскому и др. героям иммиграции посвящается.
   
   
  Больше нет диссидентов.  Хочешь, говори. Хочешь, пиши. Нет больше цензуры, КГБ, идеологического сектора ЦК КПСС, тоже нет. Потому что нет больше самой КПСС.
  И бороться не с кем. Теперь мы живем в свободной, демократической стране.
  Иммигрантов диссидентской  волны уважали на западе за мужество.
  Ведь они не переставали кричать на каждом углу, о том, что и так все знали.
  Но все-таки, это были люди определенного круга. Чаще, неплохо жившие даже в таком тоталитарном государстве как СССР. Имевшие  все. Даже такую роскошь, как талант.
  Они страдали. Но извините! Они страдали,  прежде всего от чрезмерного пьянства и неустойчивой психики. А так... Попробовали сейчас выжить в России. Пострашнее, чем темный подъезд  после двенадцати ночи. Сердце колотится как ненормальное. Но идти надо... квартира на пятом...  Представьте себе ощущение страха на протяжении нескольких лет... Не нравится?  А хрущёвские пятиэтажки, с конурами, вместо комнат? А вечно больные дети? А постоянное ожидание того, что будет хуже... Да  мало ли этих «А».
  Я расскажу Вам историю молодого человека так называемой четвёртой волны иммиграции постперестроечного периода. Волны, которая больше всех предыдущих похожа на морскую. Сначала откатила. А потом вернулась к родным берегам.
   
Фрагмент 1
   
  - Антоша! Антош! Антон! Иди есть!
  - Ага ,иду - послышалось из комнаты.
  -Давай быстрее, всё остынет - бабушка сердилась, но очень хотелось досмотреть "Очевидное - невероятное"
  -Ну иди же! Вот я матери скажу...
  - Надо идти - решил Антон. Вдруг бабушка и правда переживает?  А у неё сердце больное.
   
  На дворе 1976 год. Антону недавно исполнилось пятнадцать, почти что взрослый.
   Отец несколько лет назад умер. Много пил... Жизнь не удалась. Казалось, он совершенно добровольно сокращает время отпущенное судьбой. В результате сердце не выдержало.
  Мать, выглядевшая лет на десять моложе своего возраста. Высокая. Красивая. Шатенка с зелеными глазами. Редко уделяла время сыну.
  Конечно любила. И его тоже... Только себя, больше. Изредка, делала попытки проверить домашнее задание школьника. Часто мать вообще ночевать не приходила. Работала где-то на Мосфильме. И наверно делала что-то полезное.  Только платили за труд, гроши. Плюс бабушкина пенсия. Итого,  невеликий семейный бюджет. Шаг влево, шаг вправо, расстрел! В смысле, жрать потом было бы нечего.   
   
  Так вот и жили все эти годы три человека, бабушка, мама и Антон в двухкомнатной малогабаритной  хрущёбе,  продуваемой всеми ветрами на самом юге Москвы.
  Большую комнату занимала мама.  Маленькую, всего одиннадцать метров, Антон с бабушкой. Да если правда, никакая это была ни бабушка. Двоюродная сестра, родной бабушки Антона, маминой мамы.
   
  Странная штука жизнь. Перемешивает, словно художник на палитре, множество судеб,  пытаясь достичь  совершенства цвета. Соединяя, казалось бы, несоединимое. И наоборот. Скрепляя почти чужих, самым крепким на свете клеем, боязни одиночества, в монолит семейного счастья.
   
  -Антош, завтра идём к врачу. Звонили из диспансера. Нужно ложиться на обследование. - произнесла бабушка, наливая горячее какао, в большую синюю чашку и приговаривая, - Да ты кушай, кушай.
  -А зачем бабуль?
  -Так ведь в армию не пойдёшь наверное.
   
 При упоминании об армии становилось грустно. Целых два года, непонятно где. Само словосочетание, воинская повинность, вызывало острое чувство страха. Повиноваться? Что может быть хуже? Успокаивало только то, что до исполнения восемнадцати лет ещё три года... Когда Антон был совсем ещё маленький, в какой-то момент, стал беспокойно засыпать. Многие маленькие дети плохо засыпают. Но мать пожаловалась невропатологу. Поставили на психо-неврологический учёт.
Конечно  абсолютно здоровых людей практически не бывает. При желании, любого можно поставить на этот самый учёт. Просто на улице останови прохожего. Отвези его в психлечебницу. Это  обязательное условие. Иначе, волноваться не будет. Дальше тесты. Проверка рефлексов. В результате выяснится, что он, по наивности, ни о чём не подозревающий, бывший, нормальный человек, маниакально-депрессивный психопат с психосоматическими отклонениями. И его надо ставить на диспансерный учёт. При этом он может  ходить на работу. Ездить в трамвае. Вступать в брак. Учиться. Любить наконец...
В общем обыкновенный. Ни чем не отличающийся от других соискателей маленького человеческого счастья, гражданин. Такой же, как остальные! Только теперь, один раз в год, этот гражданин обязан показываться лечащему врачу...
   
Но вот, когда наступает время  военкоматовских повесток... Когда скоро уже идти и выполнять свой священный, перед горячо любимой родиной, долг... Когда так хочется влюбляться...и дарить цветы...заглядывая прямо в глаза...
   
  -Ты меня любишь?
  -А ты ?
   
  ...И после, у подъезда долгий поцелуй,  уносящий в космическую бесконечность...
   
Вот когда, ты сам, добровольно бежишь, в этот самый диспансер.  И кричишь, - Да ведь я - Псих! Плохо сплю. Мало ем. Координация движений нарушена...  Да Вы товарищ  доктор сами посмотрите! Зрачки увеличены. Руки трясутся. Надо бы на обследование. Псих ведь я!! А уже говорил? Ну вот! И с памятью не ахти...
   
  Через неделю Антона положили на обследование для окончательного установления диагноза. Чтобы потом, в военном билете, могли написать - "Рядовой не обученный.  Годен к нестроевой службе, в военное время" Только ради этого, стоило потерпеть месяц. Зато потом... Больше никаких повесток! Если вдруг пришлют случайно, можно смело идти в военкомат и заявлять, - "Ошиблись товарищ майор. Псих я. Вот и справка имеется". И пускай майор, красный от злости и выпитой водки, видит, что перед ним стоит красивый, физически сильный, уверенный в себе юноша призывного возраста.  Сделать он уже ничего не может. Только скажет "А, комиссованный? Ну-ну…"