Камни. Из Сильвии Плат

«Камни» - седьмое стихотворение из «Поэмы на День рождения».


Это  город такой, здесь  людей улучшают.
На наковальне огромной лежу. 
Синяя плоскость небесного круга

Словно как с куколки шляпа слетает, 
Едва лишь   из  света я  выпадаю. И попадаю
В нутро безразличья,  в безмолвья чулан.

Пестиков матерь  меня истолкла.
И стала я   камнем безгласным.
Были спокойными камни утробы,

Тиха, безмятежна  каменная голова, не подвергаясь толчкам.
Только ввалившийся  рот  свиристел 
Неотвязным сверчком

В каменоломне молчаний.  
И горожане его услыхали.
Выследили   молчаливые и одинокие камни,

Выдал их плач из пробоины рта. 
Пьяная в стельку,
Припадаю к сосцам  темноты.

Я в объятьях питающих трубок.
Поцелуи тампонов сгоняют с меня лишаи.
Ювелир направляет  резец, чтоб открылся  единственный каменный глаз.    

Вот оно,  послеадие:  я вижу    свет.
Ветер, старик беспокойный,
Откупорил камеру уха.

Вода размягчает кремнёвые губы,
Отблески света дневного  на  стену ложатся.
Вовсю веселятся трудяги,

Пинцеты, щипцы нагревая, молоточки изящные поднимая.
За вольтом вольт пробегающий ток 
Провода возбуждает.  Кетгут сшивает прорехи мои. 

Проходящий  работник тащит розовый торс.
Кладовые сердцами полны.
Это город частей запасных.

В пеленах руки-ноги мои  пахнут сладко, как будто резиной.
Могут здесь вылечить  голову  или конечность любую.
По пятницам  малые детки приходят,

Чтоб заменить  свои крюки  на руки.
А мертвецы - те  живущим  глаза оставляют.
Любовь  - униформа  невзрачной  моей месдсестрицы.

Любовь -  моего ты проклятья  костяк  и  причина.
Сосуд,  возродивший и давший приют
Обессиленной розе.

Ладони сложились в  чашу для теней.
Чешутся швы и зудят. Тут ничего не поделать.
Как новая скоро я буду.

4 ноября 1959


* * * * * * * *

Poem for a Birthday by Sylvia Plath
7. Stones


This is the city where men are mended.
I lie on a great anvil.
The flat blue sky-circle

Flew off like the hat of a doll
When I fell out of the light. I entered
The stomach of indifference, the wordless cupboard.

The mother of pestles diminished me.
I became a still pebble.
The stones of the belly were peaceable,

The head-stone quiet, jostled by nothing.
Only the mouth-hole piped out,
Importunate cricket

In a quarry of silences.
The people of the city heard it.
They hunted the stones, taciturn and separate,

The mouth-hole crying their locations.
Drunk as a foetus
I suck at the paps of darkness.

The food tubes embrace me. Sponges kiss my lichens away.
The jewelmaster drives his chisel to pry
Open one stone eye.

This is the after-hell: I see the light.
A wind unstoppers the chamber
Of the ear, old worrier.

Water mollifies the flint lip,
And daylight lays its sameness on the wall.
The grafters are cheerful,

Heating the pincers, hoisting the delicate hammers.
A current agitates the wires
Volt upon volt. Catgut stitches my fissures.

A workman walks by carrying a pink torso.
The storerooms are full of hearts.
This is the city of spare parts.

My swaddled legs and arms smell sweet as rubber.
Here they can doctor heads, or any limb.
On Fridays the little children come

To trade their hooks for hands.
Dead men leave eyes for others.
Love is the uniform of my bald nurse.

Love is the bone and sinew of my curse.
The vase, reconstructed, houses
The elusive rose.

Ten fingers shape a bowl for shadows.
My mendings itch. There is nothing to do.
I shall be good as new. 

4  November 1959