16 республика

1

В одиночестве вышагивая стих
По спальным городским пустотам,
Как мяса кусок на бетонной кости,
Цепляясь за номера, сто так
Раз помеченный на схеме 3D-карт
Движением лет к твоей призме,
Я, точку веры обогнув, как Декарт,
Иду молодой и капризный.

Геометрическая вокруг толпа
В усреднённой формуле счастья
Заставляет меня, натянув колпак,
С вычислением попрощаться.
Но я статичнее любой из фигур –
Как твой четырёхрукий Шива,
Началом вселенной погрязший в снегу,
Пролог пишу, бредя с кувшином

Нежный ещё поливать наш лес антенн,
Где, к тридцати прощаясь с детством, 
Вместо морали в басне, я – Лафонтен –
Повесил в шкаф экзоскелет свой.
И тяготит собственных шагов длина...
На иррациональной тяге
Кто любил тебя в цифрах координат,
Расстоянием для бродяги,

Тот, как бы, на двух приподнятых ступнях
В картину мира верить склонен,
Где в отсутствии всего, район обняв,
Лишь будущее спит на склоне
Самого идеального из миров,
Вычислителем Интеграла 
Чувства куда меня перевёз Харон,
Пока смерть в городки играла.

Не хочешь шагами мерять призм игру?
Сиди у плазмы дней коржи мни –
Это всё, что я сейчас внутри ору
Одинокой, но мирной жизни,
Как в песочнице чьё-то ревет дитя,
Отыскав незнакомый кубик,
Что человечеству за фигуры мстя,
На Луну перепрятал Кубрик.

В уравнениях бессмертных пирамид
Я шагаю дальше, под купол
Здания, ослепительного на вид –
В мирный дом встроенных покупок.
Как с призраками из прошлого ковчег,
Он ищет свой Арарат в вебе,
Разменивая пары тварей на чек,
Как дух с пуританами Вебер.

Так вывел я на карте твой «умный» дом
В видеоигре с плохой графикой.
И, овладевший кодексом бусидо
В быту, я стал той частью трафика
Новой эстетики, что нас в механизм
Превратит, стирая все грани.
Тут или Маяковским идти в комизм,
Или сразу, как Лёша Ганин.

И ты в слайд-фильм тяжеловесных портьер
Вошла, как пиксельная точка
Иной реальности, где «ночным портье»,
Идею смяв крови и почвы,
Я по спальным гетто отсниму тебя,
Худую, в кадрах холокоста
Расы человеческой, где лбу раба
Железные куют наросты.

Череп мой высечен поцелуями
Бродячей медиафраншизы
За годы, когда чертил в углу я мир,
В последние спокойной жизни,
Где останется одеть экзоскелет
И ждать войны за смену тела,
В голове которого торчит кастет,
А смерти нет. Как ты хотела.

Ты придумала, что можешь жить в себе.
Но ты – есть я, а я – дилемма
Расстояния меж точек А и Б,
Которое ты одолела
Лишь благодаря камере у двери,
Где я себя оставил даром.
Выходи из комнаты и посмотри,
Что я твоей стал аватарой!

2

В призме дней твоих космический десант,
Укладывая резво стропы,
Хоронит будущее людей, дескать,
На улице закат Европы –
Нужен ли для откровений парашют,
Когда у врат, чего не знали,
Вечных городов сторожевой Джамшут
Минирует психоанализ?

Меченый святостью вечер, как де Гиз,
Собирал фанатиков лигу,
Где улице в царской шинели киргиз
Бормочет плевочками книгу
О переселении рабочих душ
Из варварской, непьющей публики
В города почти маниакальных стуж
Уже шестнадцатой республики.

Окна сверкали камергерским ключом
И баками лоснились, как Фамусов.
Вся квартира водила голым плечом
И звала к себе Нострадамуса.
И он, как неваляшка на эшафот,
Вошёл в руке с баночкой вируса,
Рявкнул: «У России –  армия и флот.
Умри или активизируйся!»

«Я как раз хотела сменить интерьер...» -
Ответила ты ему, слепо
Содрав обои с окровавленных стен
Детской комнаты, что в Алеппо.
«Нравится тебе?» С руин смотрел пророк
На нас и чудеса в тылу вершил.
Там, под обстрелами, он был одинок,
Живой, а не сто лет как умерший.

В церкви ловили покемонов за хвост.
И падали в смартфон века без сил.
Время закончилось приставками «пост»,
Когда твой юный апокалипсис
В старые ворота, что ведут в Дамаск,
Стучался, подведя когорты.
Так к тебе моя последняя из ласк
Остановит время «post mortem».

Нам бы здесь эвакуировать успеть
Населенную городов длину –
Закрытую для пользователей сеть
Паролем на авто «За Родину!».
В остальном, можно вешать иконостас,
Не нарадовавшись мольбе жреца.
Нам давно уж ввели комендантский час
И раздали карты, как беженцам,

По которым я тебя в лесу нашёл,
Но, кажется, что слишком поздно –
Не спасут разрезы пионерских шорт
И спекуляции на Грозном,
Когда, видишь ли, ведут против нас бой
Аксессуары, и конец там,
Где мобилки-гробики заперли боль,
Лёжа на улицах Донецка.

По ком звонят они в мертвой пустоте
Информационным набатом?
Всеми «постправдами» в могиле сетей
Меня воскресили солдатом.
А я был чей-то брат, сын или отец,
Которого почтят в опеке
Затягиванием гаек и колец
В конечностях постчеловека.
 
Но теряя из виду свою звезду,
Размениваясь на пиар-ход,
Я не знаю до сих пор, кем в бой пойду –
Киборгом или патриархом.
Перечитав Генералу Z письмо,
Ты перед диванным окопом
Приказала: «Карта города – дерьмо!
Ползи в улицу нежным комом!»

Но я не выполнил последний приказ
Потому, что окинув косо
Комнату, как ломающийся алмаз
На детали, на микрокосмос,
Грань перешагнул, и как новый Макбет,
Что предал грядущие нации,
Я выдумал форму жизни (вещь в тебе)
Для собственной реинкарнации.

3

Множились соты районов далеко
В закатном янтаре крылатом,
Где с гуманного человека Фуко
Зарождался свободный атом.
Вышедшая с горизонта, как с дверей,
К ножам в ожидании ужина,
Ты стояла подобна чёрной дыре –
Бесконечная и ненужная.

А я даже не смог выглянуть во двор.
Забившись по углам, как плинтус,
Созерцал лишь только то, что видит дрон –
Картину будущего минус
Нас самих, где-то пребывающих в нём.
Очертания, как во сне, были
Отданы ожившим линиям на слом
Завалом обветшалой мебели.

Но и всё же ты вошла ко мне одна,
Как скрытая вещам угроза
С лицом, поднятым с криминального дна
Не правом ещё, а Ломброзо
Во времена законодательных баз
Искусственного интеллекта,
И велела «Вытри слезы с моих глаз.
Я не могу пока что это...»

Потонув, перечень взаимных обид
Сковырнул любовную лодку
Со дна, и теперь комнатный инвалид,
Разрабатывая походку
В новом для себя организме твоём,
Неуклюже уходит с быта
То сжав маршруты, то сидя под столом,
Лишь бы ты не была забыта.

С этой формулой для спасения масс,
Исключающей суть поэта,
Отсекая себе конечности на раз
Чемоданом «вещей» Гассета,
Я бреду к заливу на пустой причал
В твоём теле, за что и выбыл
С эстафеты стартов безликих начал
Искупать произвольный выбор.

Не живой и не мертвый, тела скрестив,
Вырастаю глазами за борт,
Пытаюсь руками твоими грести,
Но для роботов слишком слабо.
Над городом высилась водная  гладь,
Отражая угрюмых клочьев бег.
И тогда плинтусом весь я встал с угла,
Чтобы сдвинуть время помочь тебе.

И, нашедший в лодке последний приют,
Как в самом закрытом пространстве,
Высадил я тебя на берег, где вьют
Лепрозорий для тайных странствий.
Но якорь на поникшем носу срубив,
Запрокинувши вёсел лопасти,
Все же боюсь тебя потерять в любви,
Словно что-то у края пропасти.

Горит одинокий фонарь на корме...
Разливаясь в тумане плёсом,
Кишащем цифровыми клубками змей,
Грядет твой электронный космос.
Правит в него ослепший в огнях старик.
Сквозь волны на небесном блюде
Я плыву для тебя прорубить родник,
С которого ты вечность будешь

Нежный всегда поливать наш лес антенн,
Где, к тридцати прощаясь с детством, 
Вместо морали в басне, я – Лафонтен –
Повесил в шкаф экзоскелет свой.
Но тяготит задранных вёсел длина...
На иррациональной тяге
Кто любил тебя в цифрах координат,
Расстоянием для бродяги,

Тот, как бы, на двух приподнятых ступнях
В картину мира верить склонен,
Где в отсутствии всего, район обняв,
Лишь будущее спит на склоне
Самого идеального из миров,
Вычислителем Интеграла 
Чувства куда меня перевёз Харон,
Пока смерть в городки играла.