Дюжина дюжин. VII. Предзимье

1. ОТ РОЖДЕНИЯ И ДО ТРИЗНЫ

От рождения и до тризны
сами ставим себе рубежи:
кто-то спорит о смысле жизни,
кто-то просто - делает жизнь.
Делать жизнь - это что такое?
Рвать от жизни иль жизнью жить?
Оставаться самим собою
или зеркалом чьим-то слыть?

Был один.
Постоянно спорил,
о не принятом рассуждал,
не дорогой, не ровным полем,
буераками, между скал
шёл по жизни он - наудачу,
по наитию, напролом...

А другие - купили дачу,
а другие  -  построили дом.
Дом у них был - полная чаша
Киселя от молочной реки...
У него ж - пара старых рубашек,
да избитые сапоги.

Что-то нынче утихли споры,
годы стали мелькать, как дни...

Может умер он?
Тот, который
был счастливее, чем они


2.  БЫЛ ОДИН

Был один – с другими несхожий
и совсем непохожий был.
И когда все били в ладоши –
он единственный, кто не бил.

Не стремился он стать героем
и пристроиться у руля.
И когда все шагали строем,
он давал «на гора» угля.

В час, когда все стояли в позе,
будто приняли низкий старт,
он не гнулся и не елозил,
он один из всех, кто не встал.

А когда все лизали место,
на котором носят штаны,
он за плугом шагал и честно
пополнял закрома страны.

Жил он жизнью довольно скромной:
делал дело, мечтал, любил.
Его звали белой вороной,
но он вороном чёрным был.

Вороньё сбивается в стаю,
чтоб наброситься на одного...
Где он нынче
                и сам не знаю.
Может я придумал его?


3.  ДАВАЙТЕ ЖИТЬ

Прервёмся. Объяви антракт.
Так надо: нервы на пределе.
Засилье разных катаракт
сужает взгляд. Но мы прозрели
и удивились от того,
увиденного, что скрывалось:
вплотную подступила старость,
а дальше... Дальше – ничего.
Через ступеньку – пустота,
а мы всё тужимся и рвёмся,
как будто минимум до ста
лет жизни впереди. Прервёмся.

Давай оглянемся назад –
в позавчера, не надо дальше:
достойно выглядит фасад,
крыльцо, ступени, дверь и даже
внутри убранство таково,
что за него не будет стыдно.
И грустно только оттого,
верней не грустно, а обидно,
что ты не нужен никому,
за исключеньем самых близких,
возможно – Богу одному,
который составляет списки:
кого – куда. Здесь твой фасад
по сути ничего не значит.
А за окном природа плачет,
и замерзает голый сад.

Зимы приход не отдалить,
да и зачем: и в ней есть прелесть.
А если так – давайте жить
всей силой пройденных апрелей.


4. НАКАНУНЕ

     Опалённый опалой:
что –  было, что –  стало;
     обличённый обличьем:
похож –  и отличен;
     обречённый бренчаньем:
победы, печали;
     отлучённый от лучшей:
силён и измучен;
     окрылённый открытьем,
в грязи среди рытвин;
     приземлённый землёю
с огнём и золою;
     с обесцененной целью:
свобода и цепи –
бил челом человече –
и смертен, и вечен –
потаённому Богу,
сбираясь в дорогу.


5. ПРЕДЗИМЬЕ

Не юноша, не старик,
рубище вместо платья.
Чей-то гортанный рык:
«За печку!» и «По полатям!».

Предночье – заполнен насест.
Предзимье – алеют гроздья.
Кто-то поставил крест
и приготовил гвозди.

Упущенное Вчера,
весьма туманное Завтра.
Восток отгорел с утра,
теперь кровоточит –  запад.

Смыкаются силы тьмы.
Слабеет полоска света.
Белый саван зимы –
на смену красному лету.

Протоптанная стезя
ведёт прямиком к погосту.
Воинственные «Нельзя!»,
пропитанный серой  воздух.

Нервы звенящих жил
натянутые до дрожи...
Боже,
    как много прожил!
И как-же мало – жил.


6. К ЧЕМУ НАЧЕРТАНО ПРИДТИ?

К чему начертано придти?
Сколь долог будет этот путь?
Большая слава впереди
иль пуля маленькая в грудь?

А может стройная стрела
уже нацелилась в полёт?
Куда дорога привела,
и что готовит поворот?

С  кем будем хлеб делить и соль,
и ложе сна во время сов?
И ждёт ли юная Ассоль
восхода алых парусов?

Где та последняя черта?
Что там за каменной стеной –
развёрзнутая пустота
или ворота в мир иной?

Вопросов –  тьма, ответов – нет
и указатели – сожгли.
Но кто-то ведь оставил след
на самом краешке земли:

сквозь дебри проложил тропу,
мосток наладил над ручьём…
А мы всё ропщем на судьбу
и ожиданием живём.


7. ЧТО ДАЛЬШЕ?

Душе не перейти черту,
ту, роковую, за которой,
чем ниже в грязь – тем выше в гору.
Презрел я эту высоту.

Паденье – верный путь наверх.
Безнравственность – залог успеха.
Нам скоро будет не до смеха:
метёт метель, не видно вех.

Всё человечное поправ,
в звериной схватке скалят пасти,
как волки крови , жаждут власти.
И не найти на них управ.

Флажками их не обложить –
у них в руках трепещут флаги:
добра, и чести, и отваги...
Что дальше? Так и будем жить?


8. ФАНТОМНАЯ БОЛЬ

Чем ближе солнце к вечеру, тем тень
всё дальше убегает от предмета.
В своей фантомной боли старый пень
как прежде –  дерево. И, ощущая это,

он грезит о  былой величине,
хоть ствол его, распиленный на чурки,
расколотый,  давно сгорел в огне
костра или старушечьей печурки –

неважно где, суть в том, что он сгорел;
дымы развеял ветер в кронах сада,
зола с землёй смешалась… Старых дел
не поминай. Покуда жив – отрада

твоя не в том, что было, а что есть
сейчас, сегодня. Прежние заслуги
забудь  – с былой вершины лучше слезть:
поскольку снял хомут, то и подпруги

расслабь  совсем – в них больше нет нужды.
И не бросай назад с тоскою взгляда.
Пни старые затем лишь и нужны,
что бы на них в свой срок  росли опята.

Деревня. Покосившийся плетень.
И это лето скоро канет в  Лету.
Чем ближе солнце к вечеру, тем тень
всё меньше соответствует предмету.


9. ИНОХОДЬ

Лет полно позади, только есть ещё пыл.
По утрам серебрится от инея поле.
Иноходец степных неприступных кобыл
за свободу любил, пребывая на воле.

Заманили, взнуздали и вывели в круг,
выжимали на скачках до капли все силы,
запах денег кругом, вой и вопли вокруг, 
от усталости в стойлах понуры кобылы.

И тогда он взбрыкнул. А его сапогом
без разбору пинали туда, где больнее:
раз не хочешь скакать, значит будь битюгом
и хомут затяни, как ошейник на шее.

В нём явила дремавшие соки земля,
не смогли гулливера связать лилипуты,
и он вырвался в степь, где страна ковыля,
разломав и порвав все загоны и  путы. 

Больше он никому не подставит спины,
не польстится на чьи-то слова и объятья –
он не в ногу со всеми, он создан иным,
ибо иноходь в нём от момента зачатия.


10. ПРОСТАЯ ИСТИНА

                "В начале было Слово"
                Ин.1:1


Не всё зазря; но кое-что – впустую,
а может быть и более – во вред:
похоже, всю обойму вхолостую
я расстрелял: бесцельно в белый свет.

Смотреть со стороны – совсем не воин,
хоть офицер и часто грозен вид:
и на мишенях – никаких пробоин,
и ворог мой не ранен, не убит.

Вполне возможно, кто-то так и судит,
под нос бурча ехидное «ха-ха».
Возрадуйтесь со мною вместе, люди,
что нет на мне кровавого греха.

А прочие? А прочих – предостаток:
безгрешен тот, кто нЕ жил на земле:
не налагай на ветхое заплаток;
не ройся на пожарище в золе.

Не забывай тех двух, кем явлен миру,
а вот чужой жены – не возлюби;
не  укради; не преклонись кумиру;
и главное из главных: не убий.

*
Смешались в кучу факты, даты, люди –
их подвиги, сраженья, имена...
падения столиц – ключи на блюде...
и всё война, война, война, война –

во все века одни сплошные войны
и все под флагом мира и добра...
Ужели мы доселе недостойны
самим судить кто who: кто друг, кто враг.

«Не мстите за себя» и «Не судите»
«На Мне лежит отмщенье... Аз воздам!»
Но ожиданье правильных событий
мужчин не превратит ли в робких дам?

С того вдавить и хочется гашетку,
у своего терпенья на краю...
«Не ешь с него», – вновь указал на ветку
с плодами... с древа в праведном раю.

Выходит, от греха тебя спасая,
раз наказаний не пугает вид,
Он порешил: обойма холостая:
ты выбрал цель? прицелься и дави.

*
Раскрыло время истину простую
(на то и правда чтобы быть простой):
не я по цели мазал вхолостую,
была сама обойма – холостой.

Сам по себе я очень даже дюжий
и порох свой всегда храню сухим,
но изо всех изведанных оружий
дано мне слово.   
Словом и храним.


11.  ПРОШУ ЛЮДЕЙ И БОГА

Зелёное осталось во вчера...
Теперь всё охра и порой багрянец.
На бледность щёк чахоточный румянец
как жест перста на выход со двора.
А коли так, то, видимо, пора,
оборотившись, подвести итоги:
нет карты жизни пройденной, но кроки
частично сохранились. Эти строки –
свидетельство тому. И вечера

сверчком за печкой в одиноком доме
у озера в деревне на изломе
очередном мятущейся души –
попытка: раз – так крестятся при громе –
развеять страх; два – осознать, что кроме
боязни слабости – иное не страшит;
и, в-третьих, панихиды по истоме
о пиках недостигнутых вершин.

Туман белёсый закрывает дали,
и говорить сейчас, что мне не дали
чего-то осознать иль совершить –
весьма непривлекательное действо.
Суть главного – я никогда злодейство
не дозволял себе; и коли жить,
пока сама не кончится дорога,
мне предстоит, прошу людей и Бога
грехи мои иные мне простить.


12. НАДЕЮСЬ

Когда дорога переходит на
другой режим, то за окном столбы
бегут быстрее, ибо это – спуск.
А далее наступит тишина.
На финишной дистанции судьбы
нажать на тормоза велик искус,

но всё пустое: поздно: жми не жми –
колодки стёрты, скорость лишь растёт –
у настежь растопыренных ворот
не слишком почитаемый людьми
Аид, в ухмылке рот,
стоит и ждёт;

и знает, что недолго ждать уже...
Зла – нет: его работа такова.
И страха – тоже: здесь, поди, страшней – 
среди людей, представших в неглиже
своём…  Дано нам однова
придти сюда на двадцать тысяч дней

плюс-минус… Впрочем, скрытый счёт
неведом нам; видать, жалеют нас:
поскольку жить и видеть свой конец
довольно-таки скучно; нечет, чёт,
конкретное число и даже час
свой знать – с костлявой под венец

пойдёшь  уже свихнувшимся с ума:
ей это надо? Вряд ли. А тебе?
Колодки стёрты. Мельтешенье за
окном растёт, как будто бы сама
судьба – на взлётной полосе: судьбе
взлёт более к лицу, чем спуск. Лоза

уже бесплодна: мёртвое – в огонь;
не плодоносит  – что нутром мертво.
Евангелист донёс слова Христа.
Не обессудь, друг, времена погонь
за синей птицей – в прошлом. Естество
уже не жаждет с чистого листа

осуществить попытку номер два;
равно: ему и финишная прыть
не то, чтоб не по силам, – нет нужды.
Когда случится то, что должно быть,
надеюсь, что останутся следы,
пусть скромные, заметные едва.