Мрачный путь

Родная моя деревня, наградившая меня самыми добрыми моментами моего детства, предстала передо мной в пугающе-мрачном свете. Хотя света как раз и не было. Была ночь и тьма обволокла все дома родного поселения, я находился недалеко от дома на грунтовой дороге змеёй извивающейся вдоль всего села. Очень странно, я всегда боялся ходить по селу ночью, особенно когда был маленький. Ночь в деревне это вам не ночь в городе. Фонарей по дороге у нас не было и когда в домах гасили свет, то улицу охватывал всепоглощающий мрак, я боялся даже выйти во двор, не говоря уже о просёлочной дороге, только через несколько больших дворов у одного хозяина на столбе горел фонарь, и то, пока не выключит. Но если улица могла хоть немного освещаться ночным небом, то внутри дома был такой мрак, что однажды спросонок я не смог найти выход с кровати, я ощупывал пространство вокруг неё и везде находил стену, глазами рассмотреть что-то было совершенно невозможно. В связи с вышесказанным то, что я находился на дороге ночью, уже было пугающим, к тому же небо заволокли тучи, однако видимость была приличной, и я мог различать несколько домовладений в обе стороны от себя. В следующее мгновение я понял, что не стою на дороге, а сижу посреди неё на каком-то большом таком стуле, с высокой спинкой и подлокотниками. Это типа кресло было чем-то украшено, но не помню чем, руки мои лежали на подлокотниках и шевелить я ими не мог, как и ногами впрочем, тоже. Правду сказать, шевелиться я не мог вообще, а был как парализованный, мог только сидеть и наблюдать за всем. А наблюдать  было за чем. Рядом со мной стоял очень странный тип, это был вроде старик с седой и безобразно нечёсано-лохматой седой шевелюрой и бородой. Одежду его составляли странные серые лохмотья непонятно чего, они напоминали взъерошенные перья курицы, торчащие во все стороны. В руке он держал большой деревянный посох, на который опирался и более всего походил на какого-то лешего из мультика. Свободной рукой он схватил мою неподвижно лежащую на подлокотнике руку и, сжав ее, стал что-то вещать про меня. Первое что он с усмешкой и сарказмом сказал, как бы кому-то, было: «Да он ещё девственник!», при этом он скрипуче хмыкнул и продолжил. Меня возмутило его поведение по отношению ко мне, но сделать я ничего не мог. Он ещё что-то рассказывал обо мне, но всё это уже выветрилось из моей памяти. Осталось только ощущение страха, негодования и беспомощности терзавшие меня тогда. Последнее что он сказал, я помню чётко: «А умрёшь ты в сентябре сорок седьмого года…», тут моё бессилие и отчаяние обратили мои мысли к Богу. Не помню точно, повторял ли я «Господи помилуй» или читал «Отче наш», но как-то я начал молиться Господу и почувствовал, что могу слегка шевелить пальцами руки. Увидев это «леший» осёкся и испуганно одёрнул свою руку державшую меня. Я стал молиться ещё усердней, и вскоре непослушная рука смогла изобразить на мне подобие крестного знамения, отчего сразу стало легче. Я, не останавливаясь, повторял слова молитвы и крестился всё более свободно. Старик перепуганным взглядом смотрел на меня, казалось, он не понимал, что происходит и не знал, что ему делать. Он был напуган и взят врасплох, видимо до этого он не встречался с подобным. Отступив на пару шагов, он беспомощно таращился на меня. Когда я уже начал вставать на ноги дед вдруг исчез, а на месте где он только что стоял, лежал брошенный им посох. В большой ярости я подскочил к посоху и, схватив его, стал неистово молотить им по земле, где минуту назад стоял старик. После каждого удара оземь я видел, на земле как на картине, корчащееся в пыли лицо этого странного старика. Наконец остановившись, я перевёл дух и, встав прямо, опёрся на подобранный посох. Стоя на дороге, я устремил свой взгляд далеко вперёд. Где-то там впереди дорога исчезала в ночной мгле, которую не могли рассеять даже начавшие сверкать редкие молнии от ещё более сгустившихся туч…