В пустынь

молились за меня и святые и грешные,
а я все хохотала да песни пела.
похоронил меня в себе лес Голосеевский заживо,
отпела Китаевская пустынь при жизни.
старец свечки катает,
мамка пироги заводит,
а любимый проклинает с этого света на тот,
потому что набожный.
"Люли-люли, - русалки на Днепре пели,
к Сейму венки бросали".
а я отдавалась кому-то нечаянно в свежей купели,
яичницу поутру жарила на сале,
хлебушком обугленным кормила из рук, как скворцов,
локоны - змеи мои, разрази вас ветер.
вот бы было у детей моих сколько отцов,
да были бы дети.
ай да стерва, ай да хвойда неугомонная,
богом отвергнутая, паенькой нашим наигранным.
сидит Сатана - красавец плечистый, на троне,
иди, говорит, будешь мне хохотать, Марина,
а там, глядишь, отправлю в пустынь с тем твоим мужиком,
тоже безумец - голубям медовые пряники крОшит.
только не пой картавым своим голоском,
лучше стихи пиши, только пиши хорошие.

*

мне не нужен никто. даже ты. даже все. даже я.
я устала. ну что мне тянуть эту едкую лямку?
мне не нравится город, не вертит планета Земля,
даже гадко копать для себя в ней кошачую ямку.
да, я раньше чего-то хотела, чего-то ждала,
а теперь мне все ясно, как день, хоть я бодрствую ночью.
может быть я вообще никогда по ночам не спала,
потому что меня даже ночь убаюкать не хочет.
мне все ясно. не первый мой город, не первый мой раз.
и вообще - это все не мое. ненавистное имя.
я чужая. невовремя в эту весну ворвалась,
записали на осень, заставили мерзнуть всю зиму.
если б знать, что рождением этим хотели сказать
прошлой жизни моей поднебесные четные касты,
я бы знала, где узел рубить, ну а где - завязать,
и быть может не стала бы больше с узлом пререкаться.

*
так плохо бывает единственный раз в году,
и кажется - больше не выдержишь никогда.
но я все равно просыпаюсь, куда-то иду,
хотя не совсем понимаю, зачем и куда.

*
маленькие дикие яблочки
на маленькой дикой яблоньке.
снегом присыпаны, как сахаром.
накрыть бы вас теплым шарфом,
на руки бы взять, как котят,
и гладить, гладить в ладошках,
но растите, мои хорошие.
и дикие жить хотят.
а там за рекой чернослив,
и черноплодной рябины гроздья.
не угощайте меня, просто растите,
хоть я ваша званая гостья.

*

я упаду в небо. выпаду росой серебристой.
на травы высокие, на ивы любимые,
господи, да нет тебя и не было вовсе,
был бы - танцевал бы со мной сейчас.
я бы тебе столько всего рассказала,
где же ты был все это время?
когда я ангелом семилетним молилась тебе,
где же ты был?
забрал у меня все, что дорого,
оставил мне ширпотреб.
дура, говоришь, нерасторопная?
разглядела, говоришь, плохо?
терпи, козак, сам меня сотворил,
выпустил такую, как из лесу.
терпи, атаманом будешь.
а впрочем - ладно, поживем - увидим.
но хоть разочек станцуй, хоть на ноготочек.

*
поливала я в саду астры.
а выросли ивы.
жала я из маслин масло,
а оказалось - из сливы.
резала я булку пышную -
а оказалось, облако пухнатое.
заказывала на поминки музыку чуть слышную,
а пришли цыгане - вот и на тебе.

*
старец Китаевский - Феофил,
перед смертью держал меня за руку.
перед моей и своей смертью.

в рождение мое послал мне демона врубелевского.
обучил его повадкам, приказал не смотреть на кровь.
а тот слаб, потому что человек. взял да и посмотрел.

"ты не брани его, мученица, прости его.
помолись за него даже в неверии.
это же я его гнал за собой, а он - тебя ко мне на смотрины водил.
где тот черт нанес Врубеля,
да простим и его, грешного,
до сих пор неприкаяный, и не прикается никогда, прощай его - не прощай.
демона вселил в меня, стервец, да только я ему не по чем,
а твоего слопал, болезного".
Сидит Феофил на дереве, смеется.
замуж тебя, говорит, возьму.
только погуляй еще, не нагулялась, хвойда.
нагуляешься - замуж тебя возьму.
будем жить-поживать. нищих греть у костра,
голодным кашу варить из камушков.
зазнавшихся будем шпинять, но токмо для встряски.
всех прощать надо, любовь в прощении.
я вот тебя давно простил уже,
да ложе еще не взбил свадебное.
взобью - замуж тебя возьму, говорит,
из сна выдерну - небольно умирать будет,
на кровь только не смотри".
а потом вскочил, и побежал между деревьями прыгать,
женихался.
*

был когда-то мир во мне большой,
зря я раздала его по крохе.
там когда-то было хорошо,
а теперь везде вдруг стало плохо.

пусто, черно-белая луна,
бледно-перламутровое солнце.
я - больная хилая спина,
та, что держит, но уже не гнется.

я не тем любима, и не тем
брошена. подобрана не теми.
я не знаю, кто там что хотел,
я одна отсиживаюсь в тени.

век сойдет на нет, сойдет и путь,
мне нормально, мне не маловато.
там однажды станет как-нибудь,
только вряд ли лучше, чем когда-то.

*
Мне наплевать, какой сегодня год,
Мой день безликий, утром – чай невкусный.
Зато мне снится лысогорский форт,
Диктует ночь Китаевскую пустынь.
И я несусь над Киевом туда,
Где сон-трава всех умерших колышет,
мой голос – песня, крылья – рукава,
и каждым древом лес меня услышит.
Ведь там есть свой проверенный лесник,
Чудак, не успокоенный веками.
Он ждет меня домой. Он мой жених,
Обнимет вскоре ветками-руками.
Его жилье – мечта моя и быль,
В которой раньше не было мне места.
Ноябрьских яблонь золотая пыль
На платье упадет, ведь я невеста.
Туман сошьет мне сизую фату,
Роса умоет зелень глаз печальных.
И где бы ни был ты – я тоже тут,
Купель с младенцем-ангелом качаю.
Жених простил мне всех моих мужей,
Хоть вылил борщ на платье в воскресенье.
Потом сказал: «Стирайся, гладь и шей.
И будем жить и в бедах, и в весельи».
Когда он нищим разжигал огонь
Без спичек и без дров – щелчками пальцев, -
Ко мне касалась мягкая ладонь,
И заставляла утром просыпаться.
От чая гадко, терпко, горячо.
И тянет день мотив один и тот же.
Но он сказал: «Терпи, ведь я еще
не взбил из трав нам свадебное ложе».

*

А если б сказали мне – слушай, вставай и иди:
Я бы встала и вышла, без паники и без вещей.
Ой, я умоляю, ну что там у всех впереди?
Ну разве что новая порция свежих лящей.
Ну разве что пара ботинок: одни чтобы в гроб,
Другие на тщетные входы и выхода.
А если б сказали мне – слушай, а ты ведь издох,
Я ржала бы так, как не ржала еще никогда.

*

мамка-мамулечка, родилась я у тебя дурочка.
ты мне в косу вплетала лилии желтые,
а мне те лилии были до жопы.
ты мне платье шила в горошек,
а я выросла нехорошей.
любить одного мне приказывала,
ему ноги мыть до гроба,
а я из какой постели только не вылазила,
от какого только не долбойоба.
а как сказала мне жить долго и счастливо,
да налила живой водицы в кувшин -
я расхохоталась, и, пренебрегая причастием,
убежала босая, и без души.