ГК14-10. 2016 Поэзия наших гостей. Ананьев Илья
А если говорить о стихах, то сначала это были простые рифмовки, затем, в подростковом возрасте, сочинил с десяток текстов, несколько из которых можно назвать стихами. Остальные сейчас и самому непонятны. А не так давно кое-что опубликовал на stihi.ru и неожиданно тепло был принят читателями. Пожалуй, сейчас стихотворчество – это его нерегулярное хобби, ведь наивно считать себя поэтом, имея в активе едва ли полсотни стихов, из которых лишь единицы более-менее удачны.
* * *
Вот это – я. Дворовый, беспризорный,
но не лишенный мысли и души.
Я, как любой рожденный под забором,
считаю зимы, те, что смог прожить.
Я не приду – зовите, не зовите.
А почему – вам, видно, невдомек:
я не умею искренне мурлыкать
тем, кто со мною рядом одинок.
Я стал давно изрядным мизантропом,
меня не греет больше слово "дом".
И только в дождь, прижавшись к мокрым окнам,
я греюсь вашим светом и теплом.
Вам всё твердят: - Дышите, не дышите, -
а вы никак не бросите курить.
Из года в год все мысли о бронхите.
А мне бы только зиму пережить.
Последний лист с деревьев облетает,
трамвай визжит охрипшим воробьем...
А я глаза лениво прикрываю,
вдыхая день, пропахший октябрем.
Мне все равно: любите, не любите,
я ваших чувств, увы, не разделю.
Я сам себе и грешник, и спаситель
и сам себя за это я люблю.
Для вас так важен поиск вечных истин,
но истин нет в коробках серых стен.
Вам дорог рай асфальтовых покрытий,
а мне дороже редкий теплый день.
Вам выбор дан: живите, не живите,
а я живу на собственный мотив.
Я к Солнцу, словно к фантику на нити,
тянусь, мурлыча оттого, что жив.
ПОСЛЕДНИЙ В СУДЬБЕ ДОКУМЕНТ
Чуть слышно под кожей шуршат
записки в больницу и письма.
Цепляют за ребра открытки
помятым картонным углом.
Стихи. Лет пятнадцать назад
в них было чуть-чуть больше смысла.
Для кошки – игрушка на нитке
с рисунками школьный альбом.
Снежинки из старых газет,
блокнот, стопка нотных тетрадей,
прочитанных книг кубометры,
а в них – миллионы миров.
Я знаю: остался мой след
на каждой из жизненных стадий,
я вписан в людские реестры
под сотней сухих номеров.
Мне видеть уже не дано
в свидетельстве скорбную дату,
и всей моей жизни сожженье –
красивый и яркий момент.
Лишь горького пепла пятно
ложится сургучной печатью
на список моих прегрешений,
последний в судьбе документ.
Свидетельство о публикации №116122602462