Где мои крылья?

Марина лежала и плакала, отвернувшись к обшарпанной стене. Хотя плачем эти звуки назвать было трудно, скорее, они походили на скулёж агонизирующей бездомной собаки на морозе, которая вот-вот должна умереть. Впрочем, в ее ситуации скулить было из-за чего. Муж давно бросил. На работе – тяжелая рутина, а платят еле-еле, да еще и задерживают. Нет еще и 45 - а уже неоперабельная онкология и возможная близкая смерть. И ощущение полной безнадёги. Одна радость – дочь хорошая выросла, добрая, понимающая. Хотя одна маленькая радость не отменяет большой горечи (по крайней мере, Марине так казалось в эту минуту отчаянья).

В такой ситуации на человека по закону подлости наваливается прошлое, делая ситуацию еще мерзопакостнее. Это прошлое навалилось на Марину полчаса назад, когда она, решив развеять дурные мысли, включила телевизор (и зачем она, дура, это сделала?). Переключая каналы, она случайно попала на прямую трансляцию какого-то рок-концерта. Как раз на сцену выходила следующая группа, перенастраивали инструменты. К микрофону подошел среднего роста худощавый жилистый мужчина с лукавыми, чуть косящими карими глазами… В мозгу Марины что-то щёлкнуло, и слёзы потекли по щекам сами собой. Это был тот самый Стас. ЕЁ Стасик…

Они познакомились в конце восьмидесятых. Марина, тогда еще школьница предпоследнего класса, пришла на день открытых дверей в медицинский институт, отбилась от группы и заблудилась. В одном из коридоров она случайно увидела на скамейке молодого человека, читавшего толстую и, как видно, очень интересную ему книгу. В глаза ей бросилось сразу то, что он при очевидной близорукости не носит очков, от чего глаза немного косят к носу, и его серьёзное скуластое лицо становится таким милым и трогательным. Почему-то он ей сразу понравился.
- Извините, пожалуйста, я, кажется, заблудилась, Вы мне не поможете? – обратилась Марина к незнакомцу.
- Да, конечно, - он слегка оторвался от книги и посмотрел на Марину своими лукавыми карими глазами, в которых, казалось, отражается весь мир. – Приятно помочь приятной девушке.

Они быстро разговорились. Взаимная симпатия была настолько очевидной, что Стасик решил проводить Марину сразу до дома. По дороге они болтали обо всём на свете, и Марине казалось, что она только что совершила кругосветное путешествие – столько было впечатлений. На прощание они обменялись телефонами, и Стасик галантно поцеловал ей руку, едва касаясь её губами, но Марину этот поцелуй пронзил в самое сердце (позже она не раз вспоминала именно этот, самый первый поцелуй, проклиная себя одинокими вечерами). Домой Марина поднялась уже по уши влюбленная, и этого было не скрыть.

Они встречались почти каждый день, а когда не встречались – писали друг другу нежные и трогательные письма. По телефону созванивались только в самом крайнем случае, хотя у обоих он был дома. Как говорил Стасик, «телефон убивает любовь». Естественно, ни о каком сексе никто из них тогда и помыслить не мог. Самым грандиозным интимом был поцелуй, его фирменный поцелуй: жадный, нежный, неистовый (эх, знала бы она, что, кроме Стасика ее никто так никогда не поцелует!). Стасик был для нее целым миром, воздухом, которым она дышала. У Стасика же, кроме нее, был свой мир: учеба, своя рок-группа, комната, доверху набитая книгами и пластинками, и интеллигентные престарелые родители. Но когда он был с ней – он забывал обо всём. Родители и друзья считали их идеальной парой, которая обязательно поженится и произведет на свет замечательных деток, чтобы «глазки папины, а щёчки мамины». Всё было хорошо. Ослепительно хорошо…
А за окном уже агонизировал Советский Союз, и внезапно всё стало можно, в том числе хотеть красиво жить. Марина внезапно оглянулась по сторонам и поняла, что живёт она совсем не красиво. По сравнению с парнями ее подруг, которые и сами выглядели с иголочки, и подруг заваливали дорогим барахлом, Стасик в своих модных, но поношенных джинсах выглядел, выражаясь современным языком, «нищебродом». Всё потому, что он не хотел «крутиться», а шел к своей, только ему понятной, цели. Марина стала упрекать его. А Стасик, казалось, вовсе не замечал этого. Он, как и прежде, нежно целовал Маринку в лоб и говорил, что всё будет хорошо. Только как-то незаметно отдалялся. А потом Марина изменила ему с каким-то мажором, с которым познакомилась на даче у подруги. Она думала, что будет скандал, но Стасик одумается и изменится. А они лишь посмотрел на нее своими чуть косящими карими глазами и сказал:
- Ну, раз ты так решила… - и ушел. То, что в его глазах разбился мир, Марина уже не увидела…

А потом понеслось: учеба в институте, пьянки-гулянки с подружками, ну, и конечно же, мужчины. От одного из них она родила Яну. Женились по залёту. Через несколько лет муж стал пить, потом бить, а потом вообще ушел к какой-то прошмандовке-алкоголичке (видимо, с ней ему было лучше, чем с вечно недовольной пилящей всех и вся Мариной, которой искренне на тот момент казалось, что ей все должны, ведь она пожертвовала своей любовью ради материально обеспеченного будущего). Потом тоже была череда мужчин. А счастья всё не было.
Но себя, как ни крути, не обманешь. Все эти годы Марина интуитивно чувствовала, что совершила роковую ошибку. Чувствовала, что ни один из ее мужчин не любит и никогда не полюбит ее так, как она этого хочет. Так, как любил ее Стасик. Тот, без кого она не могла дышать. Тот, кого сама вычеркнула из своей жизни из-за собственной глупости и жадности.

***
Проплакавшись, Марина встала, вытерла слёзы и села за компьютер. Набрала в поисковике «Станислав Семеновский семья». Выскочившие фотографии вновь обожгли сердце нестерпимой болью. На одной из них Стасик обнимал невысокую хрупкую девушку, очень похожую на Марину. На другой – ее же, но уже несколько постаревшую, и двоих очаровательных детей, которые, так же, как и он, смотрели вперед лукаво скошенными карими глазами. Глазами, в которых, казалось, отражается весь мир… Марина настолько задумалась, что не заметила, как в квартиру вошла Яна, ее дочь, и зависла за ее спиной над монитором.
- О, мам, не знала, что СС тебе тоже нравится!
- Что? – переспросила Марина, вынырнув из ступора. – Она старалась не поворачиваться к дочери, чтобы та не видела ее опухшего от слёз лица.
- Ну, Станислав Семёновский, СС, мы так его зовём. Офигенный чувак, я считаю. Кстати, мы сегодня с Антоном на его концерт идём.
- С кем? – переспросила Марина. Такое ощущение, что всё смешалось сегодня в ее голове.
- Ну, с Антоном, с парнем с моим, - сказала Яна. – Я ж тебе про него говорила, мы месяц уже встречаемся. – Он тоже рок-музыкант, начинающий, правда. Он меня на улице ждёт, стесняется пока заходить. А я сейчас быстренько переоденусь, и мы пойдём. Вон, кстати, он под окном стоит, можешь посмотреть на него.
Марина встала за штору и посмотрела в окно, стараясь остаться незамеченной. Под окном стоял среднего роста худощавый парень, одетый по вновь вернувшейся моде конца восьмидесятых.
- Похож, - вздохнула Марина.
- Что, мам?
- Да, я это так, о своём… Дочь, слушай… А у вас как с ним отношения вообще?
- Мам, ну, что ты, прямо, как маленькая, что я, не понимаю, что ли? – улыбнулась Яна. – Не было у нас пока ничего, целовались только. Кстати, целуется он…, - Яна мечтательно закатила глаза.
- Почему-то мне кажется, что он неплохой парень. Ты только его не бросай по-подлому. Всякое в жизни может быть, но… Потом жалеть всю жизнь можно, - Марина говорила это, а сама чувствовала, как на глаза вновь наворачиваются слёзы.
- Мам, ну ты чего? Нормально всё будет! Ладно, я побежала! – Яна чмокнула мать в щеку и выпорхнула из квартиры. Марина вновь подошла к окну. Увидела, с каким задором в глазах ее дочь целует в щеку своего возлюбленного, как радостно они бегут на концерт. На концерт того, кто мог бы быть ее отцом. И всё было бы по-другому.

Внезапно Марина почувствовала облегчение внутри, будто бы закрылась внутри форточка. Ей хотелось спать. Она легла на кровать и закрыла глаза. Она еще не знает, что больше она не проснётся. Тем лучше…