Тот, кто слышал крики обезьяны...

Кистью, привезённой из Китая,
малевать полёты журавлей
получалось, радостно мечтая
с каждым днём раскованней, смелей.

Время отдавать листам бумаги
обучался, видя в ней огонь,
в нём сияли конники как маги,
на дыбы вздымался рыжий конь.

Не всегда, не сразу узнавались
силуэты зебр и кенгуру.
Краски на бумаге оставались
передать морозы и жару.

Тот, кто слышал крики обезьяны,
знал и про Мальстрём и про Гольфстрим.
Клады обещали капитаны
юнгам пластилиновым моим.

Гладкий лист любил удары кисти.
Замерев, глядел на кобру тигр,
словно узник ожидал амнистий
в мире клеток и жестоких игр.

Мальчик, увлечённый кувырками,
мне сказал: задумайся, я - ты,
пальцем, измозоленным курками,
тычешь в небо, трогаешь цветы...

Веря в суть учения Эвклида,
наточив графит карандаша,
гипсовую голову Давида
нравилось построить не спеша.

Плоские бумажные квадраты
сохраняли бабочек узор.
Множились беззвучные закаты,
рамой ограничился простор...