1001. Ночь 21

 1001 НОЧЬ ШАХЕРЕЗЕТДИНОВА

(По мотивам произведений Д. Дефо, А. Солженицына, В Шаламова)


Памяти прадеда Василия Каширина, сгинувшего на полях
Первой Мировой, и памяти
жертв сталинских репрессий  посвящается.

 
НОЧЬ 21
в которую Робинзон с друзьями сражается со вторым отрядом пиратов,
а Семён вспоминает первый арест и этапы своих сражений в мирное время.
 
                1
Пираты стали возвращаться
Когда мой Пятница уже
Успел поесть и отлежаться
На козьих шкурах в шалаше.
До вечера их глушь лесная
Не отпускала. Негодяям
Пришлось изрядно поплутать,
И в шлюпке их устали ждать -
Деваться некуда им было  -
Их мучил зной, и у ручья
Их взяли в плен мои друзья,
Зайдя к ним незаметно с тыла.
Один убит был, а двоих
К пещере привели живых.

                2
На берег вышли остальные.
Но дух ослаб их боевой.
Они пришли едва живые.
А солнца диск над головой
Сиял безжалостно, бесстрастно.
Когда пришли, им стало ясно,
Что их проблема велика:
И шлюпки нет, и далека
Их шхуна и погибнут вскоре
Они от голода. Увы,
Представить сможете ли вы,
Какое это было горе?
Я описать вам не могу
Всю панику на берегу.

                3
- Нас здесь съедят! Тут берег смерти!
Проклятый Нортон! Чтоб ты сдох!
И чтоб тебя гоняли черти,
Как пёс гоняет лапой блох!
Я не хочу здесь оставаться!
Пираты начали метаться,
Стрелять из ружей и вопить.
Понять же: как прекрасно жить
Под страхом смерти нам дано лишь,
А сам страх смерти - он велик!
Когда ты, вроде, не старик,
И полон сил, ты не позволишь
И мысли допустить, что ты
Стоишь у роковой черты.

                4
На Джека с Пятницею трое
Случайно вышли. В плен их взять
Не удалось: убиты двое,
А третий бросился бежать.
Зачинщик заговора Нортон
Убит в упор был. С этим чёртом
Я дела не хотел иметь -
Прибрать его успела смерть
До нашей встречи. Остальные
Сдались. Матрос, что в плен был взят,
Сказал, что ружей пятьдесят
Нацелено на них.  - Живые
Им не нужны. Проигран бой!
- Да ты ли это, Джимми Рой?

                5
- Том Смит! Сдавайся! Будет хуже!
Вас уничтожит сразу тут
Залп из мушкетов всех и ружей,
И это будет честный суд.
Пощады никому не будет!
- А кто нас так жестоко судит?
Мы никого не видим, друг.
- Осёл! Враги, они вокруг!
За каждым деревом, скалою.
Давно вы под прицелом все.
Здесь, на прибрежной полосе
Вас закопают, если к бою
Сейчас готовы вы ещё.
Обратный начался отсчёт!

               6
Нас умоляли о пощаде.
Оружие пришлось сложить.
Мечтали об одной награде,
Ведь всем ещё хотелось жить.
Я слышал голос капитана:
- Клянусь, вы радуетесь рано!
Вы опозорены! Сейчас
Послать на виселицу вас -
Вот всё, что все вы заслужили!
И я вам точно говорю:
Вы сами выбрали петлю.
Тут нет вопроса: или - или.
Вас только губернатор мог
Помиловать, но он не бог.

                7
А Биллу Аткинсу добавил:
Ему особая, мол, честь -
Хоть это тоже против правил -
На острове верёвка есть,
И утром вздёрнут негодяя.
Билл Аткинс, долю проклиная,
Кричал: - А чем я хуже всех!
На нас на всех весь этот грех!"
- Да он ещё бы прокурора
Потребовал, - заметил Глеб,
Вгрызаясь в мёрзлый, чёрствый хлеб, -
Как ни крути, скажу: умора!
Хошь, расскажу, как поутру
Я был доставлен в ГПУ?

                8
Но я уже его не слушал.
Я вспомнил домик у реки...
Каноны всех законов руша,
Делили мир большевики.
Делили всех на тех и этих,
Забыв о жёнах и о детях -
Кругом мерещились враги!
Дать в руки всем врагам кирки
Мечтали дьявольские слуги!
Под вечер ворвались они
В мой дом, когда уже огни
Погасли все во всей округе.
Я не сопротивлялся. Бред!
Вины моей ни в чём и нет!

                9
"Отпустят сразу! Разберутся!
Так рассуждал я по пути, -
Заслуги все мои зачтутся -
Медали, ордена... Прости,
Наверно скажут мне при встрече..."
Запомнил я тот мрачный вечер!
Свет лампы, тёмное окно...
Как это было всё давно!
Но почему же с болью в сердце,
Почти пятнадцать лет спустя,
Об этом вспоминаю я?
Как трудно с каждым днём согреться!
Какой нелепый приговор
Тогда озвучил прокурор!

                10
- Пока ты пил вино в Шампани,
Окучивал французских шлюх...
Не мог я видеть этой дряни -
Визгливый голос резал слух!
Поскольку руки мне связали,
Они, видать, не ожидали,
Что я ударю головой.
Но сразу был проигран бой.
Упал. Меня пинали долго,
Забили бы в конце концов.
Жаль я не мог закрыть лицо.
Ещё какого ждал я толка?
Чего ещё я ожидал?
А после просто был провал…

                11
Увы, чтоб обвинить в терроре,
Хватило пятьдесят восьмой*.
Об этом и узнал я вскоре,
И был маршрут намечен мой.
Узнаю я уже едва ли,
Как это всё сфабриковали,
Но мне зачтён был мой удар,
В который весь вложил я жар,
И ненависть к "друзьям" чекистам.
(Всех к стенке бы таких "друзей"!)
А вот за что меня? Не бей,
Не плюй, мол, в рожу коммунистам!
(Ведь эта истина проста!),
И модет доживёшь до ста.

                12
На Соловках, у изуверов
Я мучился почти что год.
Священников и офицеров,
Профессоров - в расход, в расход!
Что мы сбежали - это чудо!
Назло всем гадам и иудам.
Собой закрыл меня Пахом,
И вечно помню я о том...
Я грёб, отчасти, чтоб согреться,
Куда-то просто наугад.
Свобода! Я ужасно рад!
И и дико бьющееся сердце
Стучало молотом в висок:
Ты смог, Семён, ты это смог!

                13
И эта встреча с пароходом
Не чудо ли! О мир чудес!
И вот любусь я восходом,
И проявляю интерес
К заморским кушаньям и винам.
Вокруг британцы... всё едино -
Спокойней! Всё же не свои!
А приключения мои
Их всех ужасно занимали,
Понять же мой французкий слог
Помощник капитана смог.
А что уж там газеты врали,
И баек наплели каких,
Не знаю, не читал я их...

                14
А за бугром мы все не дома,
И деньги, хоть большое зло,
Но там бы золото Пахома
И пригодиться бы могло,
Ведь все милорды Альбиона
Держались верного закона –
И только рыжему божку
Молились на своём веку.
Но порт туманный Ливерпуля
Далёк от клада был, увы!
Слюнтяи кое в чём правы:
Прервать страданья может пуля,
Но вряд ли мне вам объяснить,
Как мне тогда хотелось жить.

                15
Да и в дороге с капитаном
Уже поговорить успел.
Немного денег по карманам
Я рассовал и в поезд сел.
Потом паром, Кале… в Париже
К России я уже стал ближе,
Но возвращаться ли назад?
Пытаясь разыскать солдат,
С которыми спасал Европу,
Я часто думал: что теперь?
Ведь как затравленный я зверь,
И не пора ли просто робу
Надеть – работа есть в порту,
И плюнуть на свою мечту?

                16
Что ждёт меня? В какие дали
Меня пошлют большевики?
Там будут рады мне едва ли,
И просто шлёпнут у реки.
Так что же мне, опять сражаться?
Мудрёный путь в живых остаться!
Чтоб отыскать потом своих.
Куда судьба послала их?
В конце концов, коль разобраться,
Не для войны мы рождены,
Да и детей не для войны
Растили, и куда деваться!
Ведь мы однажды все поймём,
Что не для галочки живём.

                17
Но дом - есть дом! Туда тянуло.
Под страхом смерти? Да, увы!
Шум города и дым аула
За сотни вёрст почуем мы.
Туда, где мир впервые встретил,
И где твои жена и дети,
И где родные нам холмы,
Блестящие среди зимы
На солнце снегом серебристым,
И где весною, соловей
Нас трелю радует своей.
И где осенним утром мглистым
Пусть хоть камней на плечи град -
Домой любой вернуться рад.

                18
И только в Минске, на вокзале,
Я понял, что приехал зря.
Они как будто точно знали,
Что выйду из вагона я.
Как будто бы за мною лично
Они охотились: - Отлично!
Париж - Берлин - Варшава - Брест!
Я снова взят был под арест!
Вернулся?  Но с какой задачей?
И где твой дом, и где семья!
Всё это знать хотел и я.
Но рассказал, (а как иначе?),
Не всё - держал себя в руках -
Я был уже на Соловках.

                19
- Поверить трудно в бредни эти...
Куда путь держишь? В Воркуту?
Не в Перторград ли, в гости к Пете?
Мы выполним твою мечту...
Я понял: можно провалиться,
Но с ними не договориться.
И вспомнил, как сосед не зря
Сказал:  -Вот станция моя,-
И на каком-то полустанке
В ночь прыгнул  прямо на ходу -
- Здесь рядом, я пешком дойду,
Пошли со мной, не то к Любянке
Тебя доставит паровоз...
Откуда знал он? Вот Вопрос!

                20
От Воркуты - до Магадана!
Этап, этап, ещё этап!
И вот я в недрах Сусумана,
И как какой-то жалкий раб
Ещё гну спину под надзором...
Побеги - плюсы к приговорам,
А сколько было их! Бог весть!
Где правда? Может быть и есть?
В сырой и тёмной одиночке,
Где капли счёт ведут годам -
Она томится где-то там,
И лишь её без проволочки
Готовы расстрелять враги.
Кто ей сказать бы мог: беги!

ПРИМЕЧАНИЯ:

  *Уже в 1919 году была понята и вся подозрительность наших русских возвращающихся из заграницы (зачем? с каким заданием?) - и так сажались приезжавшие офицеры экспедиционного (во Франции) русского корпуса.
(А. Солженицын. "Архипелаг Гулаг")

  *Восьмой пункт ст.58 - террор (не тот террор, который "обосновать и узаконить" должен был советский уголовный кодекс <Ленин, 5 изд., т.45, стр. 190>, а террор снизу).
     Террор понимался очень и очень расширительно: не то считалось террором, чтобы подкладывать бомбы под кареты губернаторов, но например набить морду своему личному врагу, если он был партийным, комсомольским или милицейским активистом, уже значило террор. Тем более убийство активиста никогда не приравнивалось к убийству рядового человека, (как это было, впрочем, еще в кодексе Хаммурапи в 18 столетии до нашей эры). Если муж убил любовника жены и тот оказался беспартийным - это было счастье мужа, он получал 136-ю статью, был бытовик, социально-близкий и мог быть бесконвойным. Если же любовник оказывался партийным - муж становился врагом народа с 58-8. ( А.Солженицын)


ПРОДОЛЖЕНИЕ:http://www.stihi.ru/2016/12/26/1552