Театр

Все завершилось кризисом,
не до конца описанным,
не до конца осознанным;
такой не разрешить.

Булгарин предлагал сейчас
устроить сатурналии.
Он видел средство верное
и знал, как применить.

Но Злотов не согласен был,
мрачнея, из стакана пил,
критиковал Булгарина
и говорил ему:

— Сатурн планета сложная
и не всегда возможная;
в условиях же города —
и вовсе ни к чему!

У нас такие мороси,
у нас снега такие;
и в осень ночи бурные,
и по весне капель:

в полях стрекозы прыгают,
луга же заливные;
какие уж сатурны,
уматывай отсель!

Булгарин опечалился,
пошел и лег в постель.

***

Когда полегче шла дорога,
когда по пунктам из пролога
прокладывали трассы,
и колышки втыкали,

когда вокруг кружила вьюга
и убивала память юга,
и уходили асы,
дотошно не вникали...

Тогда, признать придется горечь,
со всех сторон звучала речь,
но неразборчиво, сиречь,
не приносила денотаций.

Ну можно было б и вернуться
(и в мясорубке провернуться).
Но из "Газпрома" ехал нунций,
вез золота пять унций.

А напряженье нарастало.
Все стало долго, все устало.
Все укорочено, все мало, —
туман внезапно вдруг растаял.

Тогда застыли все, кто "за",
вокруг таращили глаза,
не смея сбросить тормоза...

***

Булгарин долго был не свой;
он издавал протяжный вой,
его толкал и бил конвой,
стоявший чередой.

Он понимал, что все не так;
на этом взгляд его иссяк
и был пустынный — верный знак.
Он стал совсем худой.

Он рот свой жадно раззевал
и капли влаги он ловил;
на Земляной он ползал Вал,
тычки хватая вил.

Он звал к себе мужей и жен.
Но был консенсус уж решен;
и все закрылось. Перед ним
отныне лишь стена.

И пальцами, сдирая в кровь,
искал изъяны вновь и вновь;
и в трещину случайную
совал он семена.

***

Однажды, — много погодя, —
когда притерлись, попривыкли,
уже привычно обходя
и помня про углы,

Булгарин — уж не столь гоним —
вдруг вышел, запахнул тряпье
и что-то хрипло говорил.
И все пошли за ним.

***

Со слов мы знаем Злотова,
как вся прошла история
(жаль, нет еще свидетельства,
чтоб выборку закрыть,

чтоб можно успокоиться, —
а лучше б даже троица).
Сама себе апория,
ну ave, credo, gloria.

Со слов мы знаем Злотова...
Он не любил Булгарина,
но нет другого выхода
(и входа тоже нет);

и нет другого способа,
и нет другого правила,
придумать? — тоже мысль,
но всех не позабавила.