Грех великий

Звенела роща музыкою Баха,
Катился в небесах по воду гром,
Вела слепого по селу собака,
Она была ему поводырем.

С трудом свое передвигая тело,
Сжимала крепко поводок рука.
И с любопытством все село глядело
То на собаку, то на старика.

Куда держал он путь? Ведь час был поздний.
Вечерний сумрак землю покрывал
Не уж то это самый зодчий Постник,
Что выстроил собор тот Покрова?

Передо мною поплыла легенда
Дохнуло прошлым, словно ветерком.
Пришли к царю-государю три смерда
С Владимирской губернии пешком.

В лаптях‚ в худых поддевках не по росту,
Носы их кверху вздернуты слегка,
В веснушках щеки, словно кто-то просом
Усеял густо... Мастерки в руках.

Крыльцо, хоромы, окна и оконца
Глазели – Мол, откедова взялись?
Царь щурился, как будто бы от солнца.
От их улыбчивых и добрых лиц.

- Умельцы… Вижу по всему. Построить
Смогете краше чужеземных храм?
- Cмoreм. Нам ничего не стоит.
Под силу, батюшка, и не такое нам.

Царь,  подбоченясь, выгнув бровь дугою,
- Пока с уменьем Вашим не знаком.
Построите - осыплю вас деньгою.
Нет - посажу, как ворогов, на кол.

- Пошто на кол? Пошто такой вот строгий?
Себя ты энтим, государь, извел.
Седой маляр вздохнул - Ты нас с дороги
Хотя б водою напоить изволь.

И маляра царь, по плечу похлопав,
- Вы ж не у тещи. Вы же у царя…
Сперва потопать. Апосля полопать.
Вы не теряйте времечко зазря.

И потянулись с глиной и известкой
Со всех окраин в самый центр Москвы
Большие, неуклюжие повозки,
Дворы минуя, шаткие мосты.

И закипела в середине лета
Работа от зари и до зари.
И на леса, как добрая примета,
Уже садились стайкой сизари.

Сердца и молотки перекликались,
Шуршал фуганок, вжикала пила,
И над Москвою в небо поднимались
Живые души зодчих - купола.

Смотрелись стены, словно платья в рюшках,
Зубцы резные, окна в кружевах.
Купцы шептались в лавках и пивнушках,
И наглядеться не могла Москва.

А голытьба вставала на колени
Пред красотой застывшей на века,
И отражались в куполах ни тени -
Их доля и мужицкая тоска.

На площади величественный, ладный
Провозглашал свое рожденье храм.
И, не снимая фартуков, в палаты
К царю вошли, волнуясь мастера.

- Вы как посмели? - показал на двери -
В таком вот виде, в неурочный час?
Взбесился царь. Их взглядом злым измерив,
Чуть не метнул в них посох сгоряча.

Мы храм поставили, какой велели -
Они несмело доложили - Вам
Приглянется. Ваяли, как умели.
Царь вышел. И сражен был наповал.

Какая лепота... Собор на диво
Что делать мне с умельцами? Весь взмок
И вдруг смекнул -я во Владимир
Не отпущу.  Запру их на замок.

Не приведи, Господь! Такой вот чудный
Построят лучше - не переживу.
Затмит он мой собор, и люди
Владимир будут чтить, а не Москву.

Царь, подбоченясь, выгнул бровь дугою
Холопу Яшке тотчас приказал:
Осыпать надо смердов не деньгою
А тьмой осыпать... - ослепить глаза.

Пускай они на все четыре стороны
Идут отсель и не гневят меня…
Слух разнеси, что очи черны вороны
Им выклевали посредь бела дня.

Я им воспрянуть духом не позволю,
Удел их - беспросветности причал.
И тут же на пороге хлебом, солью
Он щедро иноземцев привечал.

И с вытянутыми вперед руками
Шли зодчие в предел последний свой
Сквозь тьму, сбивая ноги в кровь о камни,
Вослед им плыл и плыл церковный звон.

Взывали к покаянью смердов лики
И, как напоминанье, притчи нить,
Над святостью, талантом, превеликий
Грех надругаться, муки причинить.

Спускалась ночь. Дождь так печально плакал,
Вдруг поседел. И превратился в снег.
Вела слепого по селу собака,
Как будто на себя взяла тот грех.