С высоты пешеходного перехода

  Вот и мне довелось родиться в этом безумном и прекрасном мире, как бы вы думали, кем?  Ни за что не  догадаетесь…
  -Пешеходным переходом. Да-да, я обычный пешеходный переход, живущий в обычном огромном городе. Надо добавить лишь – подземный и на самом огромном перекрёстке. Вы скажете, что переходы не могут разговаривать, и вообще они не живые, и не надо сочинять здесь всякий бред. Но однако факт есть факт, я есть, значит, я существую, прочь сомненья, вот он я, и вы, сошедшие в меня однажды с одной стороны, обязательно выйдете на свет с другой, не претерпев при этом абсолютно никаких изменений. А жаль, однако. Вот если бы…
  Но, на чуть-чуть вернёмся в прошлое.  Предки мои, тоже, конечно, были переходами. Я отлично помню  отца и мать, как они,  дружно взявшись за руки, сплелись бело-полосатым квадратиком на перекрёстке путей тысячи разных лиц… Так вот и шли, (вернее, лежали) они вместе по жизни,  ничего не имея у себя, кроме белых полос на сером асфальте… И ступали по ним  эти разные лица своими пятками, будем надеяться, в нужном направлении (верной дорогой идёте, товарищи!) неся на своих плечах   нечто доброе, светлое и разумное… Ну а более далёкие предки и этого даже не имели, разве что подкопытную пыль да ковыльный ветер.
  Но  всё течёт, всё меняется, время - вперёд, и  в отличие от прародителей, мне привалило счастье обзавестись ступеньками, стенами и, самое главное, крышей над головой!  А коль есть крыша, стало быть, и есть место под ней, а как известно, место пусто не бывает! Словно мышками, мои норки стали заполняться всякими разностями…
  И вот, первым, кто решил облюбовать одно из мест в моём чреве, был газетно-журнальный киоск. Представляете, как я обрадовался своему первому  знакомству! Конечно, мы подружились. Благодаря этому товарищу, спустившиеся в меня лица имели возможность остановиться на миг, вынуть из карманов мелочь и подняться наверх уже с кучей информации, к тому же приятно пахнущей свежей полиграфией. А дальше –ещё лучше, появилась и книжная  лавка, и затем уже,  вот радость – музыкальный киоск! Как же мне нравилось, просто до обожания, наблюдать, вглядываться в эти лица разных людей, склонившиеся в выборе великого (как мне казалось) и прекрасного! Раньше-то, хороших книг было не достать, а музыку надо было переписать с магнитофона на магнитофон…  Эх, кто бы мог подумать тогда, что совсем скоро пресса начнёт желтеть, а Чехов вместе с Толстым и Достоевским не выдержат напора глупых детективных, фентези и пошлых любовных романов. Что вышедших из подполья «Аквариума» и «Машины», Талькова и Высоцкого, из  динамиков вытеснят звуки «Бутырок» и  Пенкиных,«Тату» и Киркорова …
   А дальше ещё круче! Пространство стало заполняться просто в геометрической прогрессии. Толкаясь, ругаясь, а то и пуская в ход кулаки, появились сигаретные, винно-водочные и колбасно-консервные киоски. В пространствах между ними на продажу вывешивалось нижнее бельё( в основном женское), колготки, и выставлялась дешёвая вонючая парфюмерия…
   И стало так, что лица, спустившись в меня с одной стороны, становились похожими друг на друга, являясь счастливыми обладателями различной продукции, и выходили обратно, сюда же, не пытаясь понять, что там, на другой стороне...
    Вот времена, сошедшие с небес! О, мама и папа, разве этого желали вы мне? Разве могли вы представить, что кто-то, пройдя по вам до середины пути, вернётся обратно, купив себе колбасы и водки, извините, с трусами?
    Наверное, это нужно кому-то, думал я, и не так уж это и плохо, зато внутри меня пересеклись всё-таки тысячи и тысячи лиц, пяток и рук, туда и сюда, вверх и вниз, и снизойдя однажды в моё подземное царство, они каждый раз  выходили на свет…
    И среди некоторых из этих лиц у меня тоже стали появляться друзья. Сначала  был странник с костылями, на одной ноге, в грязной одежде и с лицом… Не глупым, но с каким-то отрешённым лицом,  не похожим на других, по которому можно много было прочесть, но лучше ничего не говорить о нём… Он появлялся ранним-ранним утром, каждый день, в любое время года и в любую погоду, спускался вниз на три ступеньки под крышу, снимал с себя потрёпанную кепку и клал перед собой.  Когда в ней набиралась определённая сумма, он спускался дальше вниз и через некоторое время возвращался на своё место, пряча  за пазухой прозрачный напиток в стеклянной таре, и затем продолжал молча сидеть, иногда прикладываясь к горлышку… Мы о многом с ним разговаривали мыслями, но не буду говорить о чём, пусть останется тайной. Было радостно за то, что ему не надо далеко ходить, что вот он рядом внизу, нужный киоск.  И было очень жаль, когда однажды  к нему подошли какие-то дядьки в кожанках, и на следующее утро он не появился, и не появился больше никогда…
   Через некоторое время  его место занял слепой музыкант. Вот уж с кем грех не подружиться! Владея в совершенстве скрипкой и баяном, вытворял такие вещи! Начиная из репертуара Утёсова,  переходил к лучшему из советской эстрады, затем немного рок-н-ролла и в завершение классика! Затем всё в обратном порядке. Казалось так, что сидя на одном месте, на самом деле он летал, едва –едва касаясь моих ступеней полами потрёпанного пиджака…  Лицам, пробегающим мимо, остановиться бы да послушать. Но  его кепка просто тоже заполнялась монетками, и он тоже периодически спускался вниз, возвращался и прикладывался к горлышку на миг… Иногда напротив появлялись лохматые парни-студенты с гитарами, очень хорошие ребята, но их искусство просто меркло перед талантами слепого и немного подёргав струны своих гитар и послушав виртуоза, уходили восвояси искать другое пристанище. Но со временем музыкант, отыграв своё, тоже канул в лету…
  На моих ступеньках, под асфальтовой крышей, находилось место и самобытным  поэтам-чтецам, что не были известны народу, но слагали стихи да песни не хуже известных. Бывали здесь и художники, умеющие за пять минут написать ваш портрет, и артисты-клоуны, что за те же пять минут могли смехом довести вас до слёз. Но лично меня на самом деле больше всего веселили и развлекали всякие агитаторы за различных демократов-либералов, одно- и многопартийцев,. патриотов и справедливцев. Это перед какими-то непонятными и никому не нужными (по моему мнению)  выборами они занимали мои ступеньки, стояли со смешными плакатами, на которых улыбались сытые и довольные дядьки, и раздавали такие же смешные бумажки с призывами к будущей райской жизни…
  Было время, находилось место и различного рода жуликам и проходимцам, одни из них виртуозно катали шарик в маленьких стаканчиках, другие разыгрывали беспроигрышную лотерею, ну а третьи лёгким движением руки ловко вытаскивали кошельки из карманов лиц, стоящих за колбасой. Но и они тоже со временем растворились где-то в пространстве небытия… Как ни странно,  к этим ребятам я относился с сочувствием, ведь ловкие и не глупые парни, их талант и энергию да в нужное русло, а в конечном счёте всё это уходило в места, как говорят, не столь отдалённые. Но вот проффесиональных побирушек, в виде мамаш со стандартными картонками, с печатью на фотографии ребёнка, требующих на операцию, терпеть не мог, уж слишком кощунственной казалась такая ложь… 
   Да, время течёт рекой,  унося в неведомую даль  облака над моею головой… А на самой верхней ступеньке, на одном уровне с асфальтом, всегда стояли тётушки торгующие цветами! И молодые лица (и не только молодые) брали их, чтобы подарить затем другим милым личикам!
   И представилось однажды  всё это мне большим, огромным театром с круговоротом сцен и лиц, и подумалось о своей, наверное, очень важной пешеходно-переходной роли в этой пъесе асфальто-ступенчатого бытия, ведь так не хочется быть простой декорацией... И уже поздним-поздним вечером, или даже ночью, когда затихал шум голосов и пяток, когда большинство моих снисходяще-восходящих подопечных разбегались по своим этажам и кроваткам, а некоторые бесприютные молодые парочки находили уединение в моих тёмных уголках, мне удавалось немного помечтать о будущем, или же попредставлять, как оно было в прошлом, эдак лет сто назад…
   Как знать, может оно было лучше, то самое время преданий старины глубокой, когда мои пра-пра старички пересеклись впервые на этом самом месте, пересеклись всего лишь тропинками среди зелёной, сочной, молодой весенней травы… И пошли по ним разные лица голыми босыми пятками, а затем в чунях осенью, да в валенках по зиме средь забелоснеженных полей… Представляете, мне даже снятся сны, в них цокот копыт, скрип телег и храп лошадей, ведь я не видел их никогда, откуда это? Но в снах мне виделись много-много разных лиц, идущих вместе, не тех что сейчас туда-обратно и вверх-вниз, а идущих вперёд и несущих перед собой образа, образа и кресты, и я слышал их пение, оно не похоже не на одну из тех песен, даже из репертуара лучших музыкантов… Да, вот это были люди! Не подумайте, я не на столько религиозен, у пешеходных переходов свой бог, но сколько человеческого было в этих лицах! Да, мне снились не просто лица, мне снились люди. И в короткие минуты ночного затишья я часто мечтал, я просто хотел, хотел вот если бы…Чтобы сошедшие в меня однажды с одной стороны, вышли на свет с другой, тоже немного другими и вдруг вспомнили, что есть солнце, звёзды и просто увидели небо, и посмотрели друг на друга, и вспомнили вдруг, что они тоже люди и очень нужны здесь, нужны кому-то и для чего-то…
  Впрочем, я вам наверное уже порядком надоел, этакий подземный историк-романтик-мечтатель… Простите уж меня, коли что не так.
    А ведь всё-таки, как хорошо быть пешеходным переходом!
  Но вот кем бы мне хотелось стать в будущем? Наверное, просто камнем. Тем самым камнем, лежащим перед славным витязем на распутье…