Венок сонетов

I
За дверью, где висит табличка: «смерть»,
Сражённый пулей меткого бретёра ,
Я лью из раны золото и медь,
И, кажется, иссякну очень скоро.

У памяти хотел я слову «честь»
Найти душе созвучные значенья.
Их, неспособен будучи обресть,
К дуэли вызван собственною тенью.

Стук сердца – словно постный благовест…
И губы ощутят нательный крест,
Что некогда так жадно целовали.

И поиски напрасны, спору нет,
Ведь там, где не терял (пусть ярок свет)
Находится искомое едва ли.

II
Находится искомое едва ли,
Коль если то и вовсе не искать.
И будут дуть Зефиры и Мистрали ,
Лаская, как всегда, морскую гладь.

Наступит ночь. За ней – конечно, утро.
На месте все законы бытия.
И этой атараксии премудрой
Причастником успел побыть и я.

Но рыбака сравнить ли с маринистом ?
И пусть меня считают нигилистом :
Друг друга не заменят кисть и сеть.

И скажут мне: «Дружок, какого чёрта
Намерено лишать себя комфорта?»
Но я решил в безумии посметь…

III
Но я решил в безумии посметь.
Деталей, жаль, поведать не сумею.
Ведь трудно зренья объяснить потерю,
Не знавшим света цинковую желть.

Но я от Вас отнюдь не прячу взор.
Одно, при всем желаньи, не сокрою:
Я был весьма фраппирован собою,
Что хлопать не дерзнул бы и клакёр .

Несовершенств я вижу целый сонм.
Сие виденье мне казалось сном,
Но понял, вдруг, что я не в зазеркалье .

И, право, не напрасен этот шторм.
Я, выйдя из себя, в себя пришёл,
И так нашёл, что с хитростью скрывали.

IV
Итак, нашёл, что с хитростью скрывали
Фиглярством неприкрытым силы тьмы,
Я, правдой быв приятно опечален,
Слагаю покаянные псалмы.

И в том уютно-сладком состояньи
Фланировать могу я напролёт
И дни, и ночи, странником в изгнаньи,
Как вечный жид , что долго не умрёт.

И, голову подняв, как будто в гору,
Вышагиваю. Замутнённым взором
Небесных тел ловлю кордебалет .

Но как бы не случилось что похлеще…
Ведь вместо одного придет семь злейших.
Лукавства и секрета в этом нет.

V
Лукавства и секрета в Этом нет.
И «Это» - необъятное начало,
Причина звёзд, галактик и планет,
Что сущее к рождению призвало.

«Любовь, Добро, Блаженство… И Творец», -
Слова мы подберём, сказав об Этом.
И я не всуе прошепчу: «Отец».
Он – не ремесленник, в Нём дух поэта.

Но в синергию с Богом род людской
Добавит неисправною строкой,
Как ложку дёгтя, неизбежность тленья.

Но не пугает смерть, мы не умрём.
И то познать – не диво, ибо в Нём –
Есть то, что выше страха и смятенья.

VI
Есть то, что выше страха и смятенья.
И это, верно, трудно сохранить.
И, если б пищей были хлеб да сныть ,
Я отвечал бы оному ученью.

Мой голос тих… Безумною толпою
Кипит претор . И на Лифостротон
Пилат Христа-Страдальца вывел вон.
А я молчу, поникнув головою.

И в хоре том я мог бы стать солистом.
Но я – не там, я - здесь. Евангелистам
Хвала, пролившим миру Божий свет.

И Он доныне, предан и изранен,
Во мне почить желает, словно в храме.
«Се, Царь Ваш!», - был игемона ответ.

VII
«Се, Царь Ваш!», - был игемона ответ.
Но, как тогда, так и сейчас не каждый,
Вверяясь смуте и людской молве,
Глотка свободы не особо жаждет.

Прибит на древе, словно беглый раб,
Начальник жизни… А бунтарь Варавва
Ликует, и победное «ура»
Звучит позорно над сионским Храмом.

Но Тот, Кто был неправедно распят,
Бесстрашно расхищает алчный ад.
Тяжёлый смог его печей рассеяв.

А женам, предваряющим рассвет,
Готовит ангел радостный привет.
Лишь крестный путь – дорога к воскресенью.

VIII
Лишь крестный путь – дорога к воскресенью.
Прошедшим до конца – знакома боль.
Но на подходе к вожделенной цели –
Как эпитафия , всегда «любовь».

Явленье это кажется знакомым,
Как будто бы, безОбразно простым.
На деле – кто её исчислит формы?
(Особенно, когда давно остыл).

И я едва не стал ругаться матом…
О, Боже! Да за что же мне стигматы ?
Ведь, мне итак на сердце горячо.

Так было не всегда. И я не первый,
Кто вдоволь наглотался в море пены.
Вот – сеть. Вот - я, из бездны извлачён.

IX
Вот – сеть. Вот – я, из бездны извлачён,
Едва успев подумать: «глубока ли?»
На берег лихо поднят рыбаками.
А далее – в мешок и на плечо.

Я в этом состояньи необычном
Успел поразмышлять о том, о сём:
Что, вроде бы, и вовсе не осётр,
А сделался для них небезразличным.

И я познал в блаженной исихии :
Пучина вод – не для меня стихия;
Изгнанником прослыл в жилище том.

Я отойду от кислородной комы,
Как встретят нас врата родного дома,
И дрогнут под апостольским ключом.

X
И дрогнут под апостольским ключом
Людских грехов тяжелые оковы:
Рванёт на волю голь и мужичьё,
Чтоб беззаконовать, ликуя, снова.

И, кажется, что эта карусель
Не сможет никогда остановиться.
Им чудится, что жизнь – Courvoisier ,
Кальян, со вкусом мяты и корицы.

Но ангел покаяния, седой,
Той публике устал вопить: «постой!»,
Прокрастинацию сию прервать пытаясь.

Да понял, растерявши перья крыл:
«Всё безуспешно!», - и с Петром закрыл
Засовы на тугих воротах рая.

XI
Засовы на тугих воротах рая,
Задраив очень плотно изнутри,
Слезу скупую, молча, проливая,
Пойдёт ко сну апостол Пётр старик.

В небесной будет он опочивальне
Всю ночь, кряхтя, ворочаться опять,
И вспоминать, мол, времена бывали,
Не выкроишь и час, чтоб подремать.

А мне бы это вряд ли помешало,
Но, кажется, и суток будет мало,
Чтоб, выспавшись, встать свежим и пустым.

И в этих бесконечных рассужденьях,
Донельзя упиваясь сладкой ленью,
Я снова зрю пречудные сады.

XII
Я снова зрю пречудные сады:
Там папоротники и мандрагоры ;
Друг друга две сестры берут измором;
Всё вместе, в кучу: яблоки, цветы…

Заклятие дурмана – всё одно,
И не понять, где правда, где легенда.
Рахиль и Лия : обе ждут момента,
Желая лучшей стать, любой ценой.

К чему мой слог предельно эклектичен?
Да ни к чему. Ты связь напрасно ищешь.
Бывает, и годятся лоскуты.

А что вражда – та вскоре испарится,
И рыла снова обратятся в лица,
И ветхий будет вечно молодым.

XIII
И ветхий будет вечно молодым.
И беспробудно пьяным. Вот, так новость!
Ещё: дороги все уходят в Рим,
И тот, кто не женат – конечно, холост.

Всё это – тривиально до греха,
Лишь дурака заставит удивиться.
Да что ж ещё? Сплясать Вам гопака?
Пора бы развлеченью знать границы.

А коль серьезно – мы почти пришли:
Уж недалече град Ерусалим,
Вот-вот откроется Земля Святая.

Но каждый, кто нашёл – тот и поймёт,
Где истинные молоко и мёд,
Эдем забытый в сердце обретая.

XIV
Эдем забытый в сердце обретая,
Скиталец слёзы счастья оботрёт.
И пусть рукав до дыр уже затёрт,
Вся жизнь – как вечный отголосок мая.

Я у порога: Юг? А, может, Север?
Не меньше манит Запад и Восток…
Ну, что ж. Орлянка ! Аверс или реверс?
Да что сказать на это? Только вздох.

Но тут раздался голос пилигрима:
«Куда – не суть. Желал бы ангел нимбом
Светить, и крыльями шуметь».

Как послесловье - робкое молчанье.
И брякнут неожиданно ключами
За дверью, где висит табличка: «смерть».

КЛЮЧ

За дверью, где висит табличка: «смерть»
Находится искомое едва ли.
Но я рискнул в безумии посметь,
И так нашёл, что с хитростью скрывали.

Лукавства и секрета в этом нет,
Есть то, что выше страха и смятенья.
«Се, Царь Ваш!», - был игемона ответ.
Лишь крестный путь - дорога к воскресенью.

Вот – сеть. Вот, я из бездны извлачён.
И дрогнут под апостольским ключом
Засовы на тугих воротах рая.

Я снова зрю пречудные сады,
И ветхий будет вечно молодым,
Эдем забытый в сердце обретая.

Декабрь, 2016

Словарь:
Бретёр — заядлый, «профессиональный» дуэлянт, готовый драться на дуэли по любому, даже самому ничтожному поводу. Чаще всего дуэль намеренно провоцировалась бретёром.

Зефир — ветер, по мнению древних, господствовавший в восточной части Средиземного моря.

Мистраль — сильный и холодный северо-западный ветер, дующий с горной цепи Севенны на Средиземноморское побережье Франции.

Атараксия — душевное спокойствие, невозмутимость, безмятежность.

Маринист — художник, рисующий морские виды.

Нигилист — тот, кто придерживается мировоззренческой позиции, ставящей под сомнение (в крайней своей форме абсолютно отрицающая) общепринятые ценности, идеалы, нормы нравственности, культуры.

Фраппировать — устар. неприятно поражать, удивлять, ошеломлять.

Клакёр — профессия человека, который занимается созданием искусственного успеха либо провала артиста или целого спектакля, тот кто аплодирует за деньги.

Зазеркалье — вымышленное пространство, сказочная страна по ту сторону зеркала. Чудесная страна, куда попала семилетняя девочка Алиса, героиня книги Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье», оказавшаяся, в финале, сновидением.
 
Фиглярство — выходка ловкого обманщика, клоунада.

Фланировать — разг. прогуливаться, прохаживаться без всякой цели, от нечего делать.
 
Агасфер, или Вечный жид — легендарный персонаж, по преданию обреченный скитаться из века в век по земле до Второго пришествия Христа.
 
Кордебалет — артисты балета, исполняющие массовые танцевальные номера;

Синергия — сотрудничество, содействие.

Сныть — род многолетних травянистых растений. Преподобный Серафим Саровский, ведя уединённую отшельническую жизнь, более двух с половиной лет питался снытью.
 
Претор, претория — резиденция римского наместника в Иерусалиме.

Лифостротон - название того места, с которого Понтий Пилат вел объяснения с евреями во время суда над Иисусом Христом.

Игемон – наместник римского императора в Иерусалиме.
 
Эпитафия — изречение, используемое в качестве надгробной надписи.

Стигматы — болезненные кровоточащие раны, открывающиеся на теле отдельных католических подвижников на тех участках тела, на которых предположительно располагались раны Христа, полученные им при распятии на кресте.

Исихия – молчание, спокойствие, тишина.

Courvoisier (рус. Курвуазье) — марка и компания-производитель коньяка.
 
Прокрастинация — склонность к постоянному откладыванию даже важных и срочных дел, приводящая к жизненным проблемам.

Цветок папоротника — мифический цветок, открывающий его владельцу клады и тайны мира, дарующий ясновидение и власть над нечистым духом.
 
Мандрагора — род многолетних травянистых растений семейства Паслёновые. Является галлюциногеном. Существует поверье, будто мандрагоры помогают женщине забеременеть. Плоды напоминают собой маленькие яблоки.
 
Лия и Рахиль – ветхозаветные персонажи, сёстры. Были жёнами праотца Иакова, находились в постоянном противостоянии. Бесплодная Рахиль, в пику многочадной Лии, желала прибегнуть к помощи мандрагоровых яблок, чтобы забеременеть.
 
Орлянка — старинная азартная игра, распространённая во многих странах, игра в «орёл и решку».

Аверс — лицевая, главная сторона монет и медалей, противоположная реверсу.