Мой дед и два Иосифа

      (рассказ)
Я потому урокам деда
Сегодня должное воздам,
Что отношусь без  пиетета
К непререкаемым вождям. 

Конечно, в этом мало прока.
И утешает лишь одно:
Ну, не поймут они упрека!
Им это просто не дано.

Под них, как под лежачий камень,
Веками не течет вода.
Неупрекаем даже Каин -
Он просто проклят навсегда.

В своем отечестве пороков
Изрядно нам отмерил рок.
Вот потому-то мы пророков
И не пускаем на порог.

Бывает, даже в ноги плюнем:
Мол, только бед от вас и жди!
При этом  все-таки не любим,
Когда на нас плюют вожди.

Тогда мы прямо вожделеем, 
Нахально раскатав губу,
Их развезти по мавзолеям.
И видеть это все в гробу!

Но повторить судьбу Редеди
Не подмывает никого…

Продолжу разговор о деде
И о характере его.

Любитель возлияний плотных -
И в дым, и в доску иногда -
Он все же был великий плотник.
И столяр тоже хоть куда.

Он осенью, весной и летом -
Творил у верстака в тиши.
И только топором при этом
Чинил свои карандаши.

Рубил склады, амбары, избы.
Фигурный городил забор.
Не зря, не абы как, не лишь бы
Стучал весь день его топор.

А чтобы вышло филигранно,
Дед иногда спадал с лица
И, словно трезвенник, ни грамма
Не позволял себе винца.
 
Уча других своим секретам:
Твердил: - Ты только не спеши.
И демонстрировал при этом,
Как  подточить карандаши.

Сам председатель сельсовета
Боялся дедовских речей.
Поскольку точно знал, что это
В деревне первый книгочей.
              *   *   *
Дед, как и пил, читал запоем,
Днем переделав кучу дел.
Я это хорошо запомнил,
Поскольку рядышком сидел. 

Я звал его тогда – дедека.
К нам приходило полсела.
Приличная библиотека
По тем годам у нас была:

Толстой, Тургенев и Жуковский.
Дюма, Сервантес и Жюль Верн.
И резковатый Маяковский.
И вечно ироничный Твен.
Подшивки «Сельской молодёжи»,
«Роман-газеты», «Огонька»…

- Суди, сынок не по одёже.
А правда иногда горька.
У ней, у голой, сто вопросов
К тому, кто сыт, обут, одет, -
Как доморощенный философ
Учил меня, бывало, дед.
- Народу кланяйся честному…

А сам, в преклонные года,
Печатному поверив слову
Неловко плакал иногда.

И тут же ярых партократов,
Умело, как и мастерил,
Еще в карман платок не спрятав,
Витиевато материл.
             *   *   *
Кургузый  пиджачок набросив,
Однажды он сказал спроста:
- Я прочитал тут, что Иосиф…
Не Сталин, а отец Христа.

Ну, в общем, пишут: был он плотник.
И с сыновьями день-деньской,
Как исполнительный работник
В своей трудился мастерской.

Мне этот непонятен колер.
И нужно, думаю, его
Нам называть Иосиф-столяр.
Так  будет правильней всего.

Отец он был Христу не родный.
Но разница невелика,
Поскольку в памяти народной
Он сохранился на века.

А наш семинарист Иосиф -
«Отец народов», «друг детей»…
Да лучше бы не видеть вовсе
Плодов его лихих идей!

То всех трудяг пораскулачит.
То всех «врагов» зажмет в кулак,
А то «верхушку» раскорячит,
Да так, что лучше уж ГУЛАГ.

И ведь не спрячешься под койку,
О детстве собственном тужа.
За одного Ежова Кольку
Его бы задом - на ежа!

И дай Бог счастья комиссарам
В четвериг, опосля дождя.
Но нас лупи хоть по мусалам,
А непременно дай вождя.

Ну вот к чему так разоряться?
Что – не был ни один хлюстом?
Но если толком разобраться,
Я бы сравнил народ с Христом.

Не горожу я огорода, -
Сказал он, ворот теребя.
- Христос страдал из-за народа.
А тот, считай, из-за себя.

Пусть ангелы оправят перья.
А тройка мчится без вожжей.
И дай народу Бог терпенья
Жить научиться без вождей.
                *   *   *
Пока что вечен только атом,
Ученым головы вскружив.
Дед умер в 79-м.
И Брежнев был не очень жив.

И вы, наверно, проследили:
Вожди входили в кабинет
Но, в общем, быстро уходили.
И вроде все сошли на нет.
              *   *   *
Я не плюю ни в чей колодец.
Мундир не пачкаю в грязи.
Ну и упертый мы народец!

Вождь изначально – полководец.
Пока он нужен на Руси.
                19.12.2016 г.