Кальман
Кабы не затворник да педант.
Но веселый он имел, конечно,
Пусть не нрав, по крайности – талант.
В этом проявленье уникальном,
Как вполне достойный соловей,
Самоутвердился Имре Кальман
Выше Австро-Венгрии своей.
Не стрелял он уток из «беретты»
И стреляться тоже не спешил.
У него такие оперетты,
Где стрельбою автор не грешил.
У него крылатые амуры,
Зонтики, виньетки, кружева,
Всякие богемы да коммуны,
И при этом русская жена.
Он – творец воздушного театра,
Что в людей вселяет огоньки,
Где дышать фиалками Монмартра
Высший свет бежит вперегонки.
Первенство ристалищное спальням
Дарит опереточный сюжет.
И на это мрачный Имре Кальман
Зрит лукаво, как через лорнет.
Ради этих пений, плясок, смеха
Забывались горе и война.
Оперетта – вечная утеха,
Такова у Кальмана она.
Мировые войны помесили,
Поменяли вкусы буржуа.
Только от Европы до России –
Эти пелерины и боа.
И принцесса цирка – не кокарда ж
На расстрел ведущем пруссаке.
И король подмостков – это чардаш,
Как гусар на резвом рысаке.
Благородней в мире нет обмана,
Как и нет таинственней трех букв:
Мистер Икс из венского тумана,
Что пленяет снежный Петербург.
Это все отчаянно и сильно
Перевесит тысячи острот.
Баядера, Марица и Сильва –
Вечно не смолкающий фокстрот.
А на небосклоне музыкальном
Вместо всех монархов и вождей
Будет недоступный Имре Кальман,
Урожденный Эммерих Коппштейн*.
____________________________
* Koppstein (нем.) - вершинный камень
2016
Свидетельство о публикации №116121707580