Луна. Элегия

    Человек узнает смерть по глазам: по своим глазам...

Мы дети тьмы, надгробие стакана
пустеющей луны и фимиама,
нет, не заглушая глотки грубый тон,
лишь кричим: «Gloria tibi, Faeton».

Стараемся познать совсем иное,
осколок мрака — просто часть изгоя
разрушенной от Хроноса планеты,
все существа зари, однако, смертны.

Прах, найди судьбу границы языка,
которая всяк в сознании близка —
почти — к ангелоподобному Творцу,
яко к неизвестному Миров Концу.

И ты услышишь долгий зов ответа:
«Холуй, границы нет меж тьмой и светом,
ты не сбежишь от жажды алой крови,
от чёрствой Вечности, от чёрной боли».

Но не споткнись об ножку табурета,
дождись блаженного Земли рассвета,
не натирай верёвку смрадным мылом;
и не кажись во мгле совсем бескрылым.

Миг не уповай мечтой на города,
руны Нюкты полюби как никогда,
Танатос, восстань, и заново уйди
в ту дыру, которая в моей груди.

Не называй меня благим светилом,
днесь взошедшим под неземным эфиром,
ведь я — темней самой кромешной ночи —
гордец Эреб во сумраке хохочет.

И отдаётся чёрным блеском, светом,
стихом, написанным одним поэтом,
вот только, не до конца — всего на треть,
но и эта треть куда страшней, чем смерть.

Гончаров А.С.
14 декабря 2016