Маме

Она тоже плачет и терпит, понимая,
не переиначить кровных уз.
Это как сделка, повезёт, если не трус,
в иной раз, закрутит как в колесе  белку,
стареешь, не различая на вкус еду в собственной  тарелке,
с трудом принимая себя, что в профиль что в анфас.
И если пристало Богу жизнь мерить на глаз,
она помолится за любовь и свободу,
чтобы войти ещё раз в ту же воду,
не как капля, но как опытный водолаз,
изучивший подводные камни,
переборов в себе всякого сожаления горечи метастаз,
чтоб с глубины любого давления
вытянуть горсть тех самых нужных  фраз. 
На удивление, ей удаётся.
Она сдержанно реагирует на хамство,
повторяя всего один раз, что даже самое злостное хулиганство,
ничто, по сравнению с тем, чему учит нас совести глас..
Мне бы её королевскую выдержку,
никто не посмел бы тот час, хватая меня за загривок,
ткнув носом в свою наболевшую душу,
считать, что он этим кого-то спас.
Мне бы с такою выдержкой никто не залез бы за шиворот,
не смог бы взломать железный каркас.