Коллизии и иллюзии Брюсова

(1873 – 1924)

13 декабря – день рождения Валерия Брюсова.
Этот выдающийся поэт Серебряного века отличался глубокой эрудицией и плодовитостью. Писать он начал рано – комедия «Лягушка» создана им уже в четырехлетнем возрасте. Темы его произведений – разнообразные. В 1894 году он молитвенно обращался к Богу:

 Облегчи нам страдания, Боже!
 Мы, как звери, вгнездились в пещеры –
 Жестко наше гранитное ложе,
 Душно нам без лучей и без веры.

 В 1911 году он пишет о страданиях Христа («Крестная смерть»):

 И вдруг Он вздрогнул. Мы метнулись,
 И показалось нам на миг,
 Что глуби неба распахнулись,
 Что сонм архангелов возник.

 Распятый в небо взгляд направил
 И, словно вдруг лишенный сил,
 «Отец! Почто Меня оставил!»,
 Ужасным гласом возопил.

 И римский воин уксус жгучий
 На губке протянул шестом.
 Отведав, взор Он кинул с кручи,
 «Свершилось!» – произнес потом.

 Все было тихо. Небо чёрно.
 В молчанье холм. В молчанье дол.
 Он голову склонил покорно,
 Поник челом и отошёл.

 Кое-кто пытался рассматривать Брюсова как ярого богоборца и сатаниста, устроителя «чёрных месс», ревнителя древних языческих религий, в которых он старался найти «утерянную тайну».
 Его критики утверждали, что сам он ни во что светлое не верил, крепко связался с тёмными силами и многие его последователи успешно работали на Лубянке, в ЧК, где были «хорошими следователями».
 Поэт Валерий Брюсов – в прошлом символист, стал коммунистом, и потому, мол, был связан с тёмными духами. Разумеется, бесов, спровоцировавших народ на революцию, светлыми не назовешь.
 В этом вооруженном восстании не только Брюсов, Блок, Есенин и Маяковский, но и многие другие близорукие поэты увидели перспективу нового, преображённого мира, уничтожающего старую буржуазную культуру, и  возрождение счастливого общества.
 Революционные стихи пролетарских поэтов стали дифирамбами красному Октябрю, как преамбуле грядущего коммунистического рая. Наряду с Маяковским Брюсов внёс значительный вклад в «русскую литературную лениниану», При этом поэт совсем позабыл о собственных «заветах», изложенных в 1896 году в стихотворении «Юному поэту», где он призывал юных стихотворцев не жить настоящим, а поклоняться искусству.

 Юноша бледный со взором горящим,
 Ныне даю я тебе три завета:
 Первый прими: не живи настоящим,
 Только грядущее – область поэта.

 Помни второй: никому не сочувствуй,
 Сам же себя полюби беспредельно.
 Третий храни: поклоняйся искусству,
 Только ему, безраздумно, бесцельно.

 Юноша бледный со взором смущенным!
 Если ты примешь моих три завета,
 Молча паду я бойцом побежденным,
 Зная, что в мире оставлю поэта.

 Правда, надвигающаяся революция привлекала его, прежде всего,  своей разрушительной стороной. Революционерам он откровенно заявил: «Ломать я буду с вами, строить – нет». Это побудило  Ленина   сопричислить Брюсова к поэтам-анархистам.
 Ничего нет крамольного в том, что поэт создавал оды «человеку труда», как в стихотворении «Работа», написанном  18 сентября 1917 года:
 Великая радость – работа,
 В полях, за станком, за столом!
 Работай до жаркого пота,
 Работай без лишнего счета, –
 Все счастье земли – за трудом!

 Хотя у комментаторов иногда возникает вопрос: за каким столом – письменным или обеденным – более счастлив человек?
 Размышляя о счастье, Брюсов восклицал:
 Пока есть небо, будь доволен!
 Пока есть море, счастлив будь!
 Пока простор полей раздолен,
 Мир славить песней не забудь!

 Родители предоставили юному поэту возможность самовоспитания, уделяя большое внимание в семье  материализму и атеизму. Валерию строго запрещали читать религиозную литературу, оберегая его от всяких сказок и мистики. Притом идеи Дарвина и принципы материализма он усвоил раньше, чем научился умножать, – по его собственному признанию.
 В отроческие годы Брюсов считал своим литературным кумиром Некрасова, был очарован поэзией Надсона. В 1900 году молодой Брюсов так охарактеризовал четыре отрады в своей жизни:

 Знаю я сладких четыре отрады.
 Первая – радость в сознании жить.
 Птицы, и тучи, и призраки – рады,
 Рады на миг и для вечности быть.

 Радость вторая – в огнях лучезарна!
 Строфы поэзии – смысл бытия.
 Тютчева песни и думы Верхарна,
 Вас, поклоняясь, приветствую я.

 Третий восторг – то восторг быть любимым,
 Ведать бессменно, что ты не один.
 Связаны, скованы словом незримым,
 Двое летим мы над страхом глубин.

 Радость последняя  – радость предчувствий,
 Знать, что за смертью есть мир бытия.
 Сны совершенства! в мечтах и в искусстве
 Вас, поклоняясь, приветствую я!

 Радостей в мире таинственно много,
 Сладостна жизнь от конца до конца.
 Эти восторги – предвестие Бога,
 Это – молитва на лоне Отца.

 В начале 1890-х Брюсов увлёкся сочинениями французских символистов — Бодлера, автора «Цветов зла», а также Верлена и Малларме, которые открыли ему, как он говорил, новый мир.
  С выхода в свет сборника «Urbi et Orbi» он стал тогдашним гроссмейстером поэзии и авторитетным лидером символизма. 
 Вместе с тем в стихотворении «Наш демон», эпиграфом к которому он взял слоган Менандра «у каждого человека свой демон» (1908), он пытался этот «демонизм» приписать всему русскому народу:

 У каждого свой тайный демон.
 Влечет неумолимо он
 Наполеона через Неман
 И Цезаря чрез Рубикон.

 Не демон ли тебе, Россия,
 Пути указывал в былом, –
 На берег Сити в дни Батыя,
 На берег Дона при Донском?

  Не он ли вел Петра к Полтаве,
  Чтоб вывести к струям Невы,
  И дни Тильзита, дни бесславии,
  Затмил пыланием Москвы?

  Куда ж теперь, от скал Цусимы,
  От ужаса декабрьских дней,
  Ты нас влечешь, неодолимый?
  Не видно вех, и нет путей.

  Где ты, наш демон? Или бросил
  Ты вверенный тебе народ,
  Как моряка без мачт и весел,
  Как путника в глуши болот?

  Явись в лучах, как страж Господень,
  Иль встань, как призрак гробовой,
  Но дай нам знак, что не бесплоден
  Столетий подвиг роковой!

 Кстати, в начале 1910-х годов склонные к эпатажу и неразумным экспериментам Валерий Брюсов, Вячеслав Иванов, Андрей Белый и А. Петровский основали эфемерную масонскую ложу «Люцифер».  Её упразднили сразу же после организации за связь с антропософами. Вряд ли названные деятели культуры принадлежали к движению «вольных каменщиков», но этот факт был заархивирован.
 Как известно, высшее образование поэт получил на историко-филологическом факультете Московского университета, который окончил в 1899 году. В 1896 году он женился на Иоанне Матвеевне Рунт, которая после смерти Брюсова стала хранителем его архива и издателем наследия мужа. В 1900-1916 гг. был одним из руководителей издательства «Скорпион», в 1904-09 гг. –  редактором журнала «Весы», а после закрытия журнала, с сентября 1910 года возглавлял литературно-критический отдел в журнале «Русская мысль».

 В поэме «Конь блед» Брюсов затронул апокалипсическую тему:

 И внезапно – в эту бурю, в этот адский шепот,
 В этот воплотившийся в земные формы бред,
 Ворвался, вонзился чуждый, несозвучный топот,
 Заглушая гулы, говор, грохоты карет.

 Показался с поворота всадник огнеликий,
 Конь летел стремительно и стал с огнем в глазах.
 В воздухе еще дрожали – отголоски, крики,
 Но мгновенье было – трепет, взоры были – страх!

 Был у всадника в руках развитый длинный свиток,
 Огненные буквы возвещали имя: Смерть...
 Полосами яркими, как пряжей пышных ниток,
 В высоте над улицей вдруг разгорелась твердь.

 И в великом ужасе, скрывая лица, – люди
 То бессмысленно взывали: "Горе! с нами Бог!",
 То, упав на мостовую, бились в общей груде...
 Звери морды прятали, в смятеньи, между ног.

 Только женщина, пришедшая сюда для сбыта
 Красоты своей,  –в восторге бросилась к коню,
 Плача целовала лошадиные копыта,
 Руки простирала к огневеющему дню.

 Да еще безумный, убежавший из больницы,
 Выскочил, растерзанный, пронзительно крича:
 "Люди! Вы ль не узнаете Божией десницы!
 Сгибнет четверть вас – от мора, глада и меча!"

 Он поклонялся женщине как великому Божьему творению:

 Ты – женщина, и этим ты права.
 От века убрана короной звездной,
 Ты – в наших безднах образ божества!
 Мы для тебя влечем ярем железный,
 Тебе мы служим, тверди гор дробя,
 И молимся – от века – на тебя!

 В бурные революционные годы он восхищается не марксистскими трудами, а Библией:

 О, Книга книг! Кто не изведал,
 В своей изменчивой судьбе,
 Как ты целишь того, кто предал
 Свой утомленный дух – тебе!

 В чреде видений неизменных,
 Как совершенна и чиста –
 Твоих страниц проникновенных
 Младенческая простота!

 Не меркнут образы святые,
 Однажды вызваны тобой:
 Пред Евой – искушенье змия,
 С голубкой возвращенной – Ной!

 Все, в страшный час, в горах, застыли
 Отец и сын, костер сложив;
 Жив облик женственной Рахили,
 Израиль-богоборец  – жив!

 И кто, житейское отбросив,
 Не плакал, в детстве, прочитав,
 Как братьев обнимал Иосиф
 На высоте честей и слав!

 Кто проникал, не пламенея,
 Веков таинственную даль,
 Познав сиянье Моисея,
 С горы несущего скрижаль!

 Резец, и карандаш, и кисти,
 И струны, и певучий стих –
 Еще светлей, еще лучистей
 Творят ряд образов твоих!

 Какой поэт, какой художник
 К тебе не приходил, любя:
 Еврей, христианин, безбожник,
 Все, все учились у тебя!

 И сколько мыслей гениальных
 С тобой невидимо слиты:
 Сквозь блеск твоих страниц кристальных
 Нам светят гениев мечты.

 Ты вечно новой, век за веком,
 За годом год, за мигом миг,
 Встаешь – алтарь пред человеком,
 О, Библия! о Книга книг!

 Ты – правда тайны сокровенной,
 Ты – откровенье, ты – завет,
 Всевышним данный всей вселенной
 Для прошлых и грядущих лет!

 В 1917-19 годах Брюсову доверили руководство комитетом по регистрации печати, заведование Отделом научных библиотек и литературным отделом Наркомпроса. В 1921 году он создал и возглавил Высший литературно-художественный институт. Попутно он преподавал в Коммунистической академии и в Институте слова. Впрочем, несмотря на все попытки стать «поэтом нового мира»,  Брюсов этого сделать не сумел.
  С 1902 года он размышляет о своей кончине в радостных интонациях:

 Здравствуй, солнце, в час кончины,
 Над извивами дорог!
 Вы, небесные равнины!
 Ты, открывшийся мне Бог!

 Летом 1912 года, в день 40-летия анализируя свою жизнь, он приглашает в гости смерть. В то время это выглядело некой бравадой, однако спустя 12 лет это «старая гостья с косой», реагируя на его настойчивые приглашения, действительно посетила поэта. А она, как известно, свои визиты повторять не любит.

 Пора сознаться: я – не молод; скоро сорок.
 Уже не молодость, не вся ли жизнь прошла?
 Что впереди? обрыв иль спуск? но, общий ворог,
 Стоит старуха-смерть у каждого угла.

 Я жил, искал услад, и правых и неправых,
 Мне сны безумные нашептывала страсть,
 Губами припадал ко всем земным отравам,
 Я знал, как радует, как опьяняет власть.

 Меж мук и радостей, творимых и случайных,
 Я, в лабиринте дней ища упорно путь,
 Порой тонул мечтой в предвечно-страшных тайнах
 И в хаос истины порой умел взглянуть.

 Я дрожь души своей, ее вмещая в звуках,
 Сумел на ряд веков победно сохранить,
 И долго меж людей, в своих мечтах и муках,
 В своих живых стихах, как феникс, буду жить.

 И в длинном перечне, где Данте, где Вергилий,
 Где Гете, Пушкин, где ряд дорогих имен,
 Я имя новое вписал, чтоб вечно жили
 Преданья обо мне, идя сквозь строй времен.

 Загадку новую я задал для столетий,
 На высях, как маяк, зажег мечту свою...
 Об чем же мне жалеть на этом бедном свете?
 Иду без трепета и без тревог стою.

 Взмахни своей косой, ты, старая! Быть может,
 Ты заждалась меня, но мне –  мне всё равно.
 В час роковой меня твой голос не встревожит:
 Довольно думано! довольно свершено!

 После празднования своего юбилея Валерий Брюсов посетил Крым, и попал в день рождения к поэту Волошину. Тот повел гостей  на экскурсию по местным достопримечательностям. В горах разразилась гроза, сопровождавшаяся сильным дождем. Брюсов любезно отдал женщине свой пиджак, однако все равно все вымокли до нитки. По возвращении в дом Брюсов почувствовал себя скверно: появился жар и мучительный  кашель. Аспирин не помогал. В Москве, хотя болезнь не прекращалась, поэт продолжал работать. В октябре ему был поставлен диагноз: «Пневмония, осложненная плевритом».
 Когда температура спадала, он просил супругу читать ему вслух Платона и последние журналы. Ко всему прочему он пытался написать рецензию на книгу Безыменского. Однако болезнь прогрессировала, приближая роковую развязку. Он понимал, что скоро покинет этот мир, и несколько раз вскрикивал: «Конец!» Близкие к нему люди рассказали, что восьмого октября он взял жену за руку и с трудом сказал ей несколько утешительных слов. После продолжительной паузы произнёс: «Мои стихи…» – и потерял сознание. Супруга поняла: «Сбереги». Всю ночь он метался и страдал, а в десять часов утра умер.
 Когда-то Брюсов признался: «Если бы мне иметь сто жизней, они не насытили бы всей жажды познания, которая сжигает меня». Он был трудоголиком.

 Брюсов знал много иностранных языков и успешно переводил французскую (Верлена и Малларме) и английскую (Байрона а Уайлда) поэзию на русский язык. Кроме того, он переводил армянскую, финскую и латышскую поэзию, произведения Данте, Эдгара По, Мориса Метерлинка, а также поэму "Энеиду" Вергилия. Он был великолепным знатоком римской поэзии, текстов Пушкина, Тютчева и Гоголя.
  В жанре фантастики очень популярным стал роман «Гора Звезды», в котором рассказывается о том, что в XIII веке нашей эры на Землю  прибыли марсиане и создали в Центральной Африке свое замкнутое государство.
 
 В сборнике Брюсова «Земная ось» (1907), выпущенном издательством «Скорпион», есть фантастическая драма «Земля», в которой человечество гибнет в результате экологической катастрофы.
 В рассказе «Ночное путешествие» (1913) герой вместе с дьяволом отправляется в путешествие на одну из планет в созвездии Ориона. Последним строго научно-фантастическим произведением Брюсова является повесть о полете людей на Марс. В 1916 году Брюсов читал в народном университете лекции об Атлантиде. В его архиве сохранились многочисленные неопубликованные рукописи и заметки об этом легендарном континенте. Сумбурной и двойственной была его жизнь в непростое время. Он пытался поклоняться Богу и кумирам, совмещать несовместимое. Только Бог, конечно, ему Судья.

Евгений Евтушенко в стихотворении «Подражание Брюсову», отождествляясь с поэтом Серебряного века, констатирует:
 Я не из смелых, но не из трусов.
 Сам себя я не пойму.
 сам себя спрашиваю. как Брюсов:
 «Что ты всё пишешь? Кому?»
 Буду себе обвинителем строгим,
 вины чужие приму.
 Можно, конечно, иллюзии стороить -
 лишь бы не строить тюрьму. 

И в заключение эссе стоит привести его искренние строки:

 Я много лгал и лицемерил,
 И много сотворил я зла,
 Но мне за то, что много верил,
 Мои отпустятся дела.

 Я дорожил минутой каждой,
 И каждый час мой был порыв.
 Всю жизнь я жил великой жаждой,
 Ее в пути не утолив.

 На каждый зов готов ответить,
 И, открывая душу всем,
 Не мог я в мире друга встретить
 И для людей остался нем.

 Любви я ждал, но не изведал
 Ее в бездонной полноте, –
 Я сердце холодности предал,
 Я изменял своей мечте!

 Тех обманул я, тех обидел,
 Тех погубил, – пусть вопиют!
 Но я искал – и это видел
 Тот, Кто один мне – правый суд!