4Венок сонетов

    Мадригал

О, юность, ты беспечностью пьяна,
тебе подвластен героизм нетленный,
продуманность всегда второстепенна,
в любви всегда ты без границ вольна.

К ногам богов ты можешь положить
свою судьбу и все богатства мира,
чтоб зазвучала пламенная Лира,
душе твоей несвойственен зажим.

Когда ж подходит зрелости черёд,
уходят опьянённость с безрассудством,
приходит изощрённость.  Как искусно
уж осуждает письменно и устно,
а острый  ум овладевает чувством,
что покоряло прежде небосвод.
             ***
1.О, юность, ты беспечностью пьяна!
в тебе бурлит поток неукротимый
и, ощущая мир, едва ли зримый,
ты, всё-таки, отважна и сильна.

Наивно-дивных чувств всегда полна,
и взгляд восторга ты бросаешь скоро,
и нет в тебе ни злобы, ни укора,
тобой пока не властвует вина.

Щедра душою, искренна вполне,
и можешь петь при звездах и луне,
и страсти подчинить  своей мгновенно,
отдаться нежной, чувственной волне,
струне, звучащей нотой откровенной.
Тебе подвластен героизм нетленный.

                ***
2.Тебе подвластен героизм нетленный.
и потому в груди  - живой огонь,
крепка твоя незрелая ладонь,
как вера непреложна,  неизменна,

источник всех порывов благородных
дарует мощь твоим живым корням.
О, юность, ты мила и люба нам
уже за то, что ты всегда свободна.

Горда своей надеждой неизменной,
и радостью души проникновенной
ты следуешь ей раз и навсегда,
какая не преследует беда,
не станешь ты коленопреклоненной,
продуманность всегда второстепенна.
                ***
3.Продуманность всегда второстепенна.
Она твоей не может сутью стать,
Направь несчастий на неё хоть рать,
как день  она светла, благословенна!

Ты, юность, красотою одержима,
упругость тела, резвость – твой удел,
ты не уйдёшь от ядовитых стрел
прекраснейшей любви неповторимой.

Какой бы не была её цена,
заплатишь ты, и дав еще в придачу
за прелести, когда-нибудь оплачешь,
хоть сердцем не была она звана,
и не твоей рукой разорвана,
в любви всегда ты без границ вольна.
                ***

4. В любви всегда ты без границ вольна,
срывая звёзды, их бросаешь в море,
так много можешь на его просторе,
и, что тебе высокая волна?

Сестра весне ты, или лету дочь,
и оттого такая нега взора,
не знаешь ты ни страха, ни позора,
уныние с тоской ты гонишь прочь.

О, юность, бесконечны миражи,
мечты, соблазны, разные причуды,
и, что тебе мирские пересуды,
мосты ты можешь к небу проложить,
не замечая вечности, минуты
к ногам богов ты можешь положить.
                ***
5.К ногам богов ты можешь положить
дарованный талант и кров бесценный,
единственный на всей большой вселенной,
чем мог всегда   гордиться, дорожить.

Но что – он, если ранена душа,
и ты спешишь, раскрыв свои объятья,
не слыша вслед призыва иль проклятья,
не видя кровь и рану палаша!?

Какую юность не секла секира,
и не сжигало пламя бытия,
кто не изведал жала острия,
но отдавал злодейскому кумиру,
по зову чести верного мундира
свою судьбу и все богатства мира?!
                ***
6. Свою судьбу и все богатства мира
отдаст ли зрелость в неурочный час,
и совершит ли это сгоряча,
чтоб рассмешить  нескромного сатира?

Она - не юность, слишком уж мудра,
всё зрелостью просчитано серьёзно,
всё вовремя и, не дай бог, чтобы поздно,
такая уж придёт судьбы пора.

И лёгкости в поступках не найти,
забыты и порывы, и горячность,
места утех, садов пустынных злачность,
и трепетность не помнится в груди.
На страже тишины висит рапира,
чтоб отзвучала пламенная Лира.
                ***
7. Чтоб отзвучала пламенная Лира,
и сердце замолчало, наконец,
как множество мертвеющих сердец
под сенью тяжелеющего  ила,

рассудок будет преданно служить,
и юность, утеряв и вкус, и цветность,
забудет про любовь и беззаветность,
спокойно будет память хоронить.

Слова лишь в юности острее, чем ножи,
лишь в юности мечта парит над явью,
но нам она не кажется забавной,
до края бездны будет самой главной,
ей только свойство крыльев покажи,
душе твоей несвойственен зажим.
                ***
8. Душе твоей несвойственен зажим,
когда ты юн, и дерзок и отважен,
тебе достаток, в общем-то, не важен,
хоть мощной тягой к жизни одержим.

Ведь юность так пленительно светла,
она – призыв, она – твой плен до гроба,
ты чувствуешь и мыслишь столь особо,
куда б она тебя не позвала.

Учитываешь лет своих расход,
коль поцелуи разгорятся щедро,
и, будоража опьяненья недра,
нас радует возвышенный исход,
но угасает от забот народ,
когда  подходит зрелости черёд.
                ***
9. Когда  подходит зрелости черёд.
в нас не бурлят желанья удалые,
лишь ветры дуют  за окошком злые,
да в тучах мнится синий небосвод,

то лес опавший, то тягучий дождь,
то снег, занесший к прошлому дороги,
как гость неприглашённый на пороге,
как слышимая нами чья-то ложь,

иль видимое наглое распутство,
о чем и говорить-то неуместно,
хоть кажется оно уж всем известно,
а, что нам в этой жизни интересно?
Мы в  зрелости не терпим словоблудство, 
уходят опьянённость с безрассудством.

                ***
10. Уходят опьянённость с безрассудством,
когда уж не семнадцать нам давно,
и всё, как будто бы предрешено,
но на душе становится вдруг пусто,

и ищем мы совсем иных забав,
и прихоти иные и соблазны,
они порою, право, безобразны,
но даже гений был порой не прав.

И нам бывает тягостно и грустно,
и мы хандрим на склоне трудных лет,
когда над головами меркнет свет,
и мы должны за всё держать ответ,
сжимая пальцы нежные до хруста,
приходит изощрённость.  Как искусно!

11. Приходит изощрённость.  Как искусно
мы можем лицемерить, даже лгать,
учила ли тому нас в детстве мать,
кормя нас нежностью своею вкусной?

Как изворотливы бываем мы теперь,
 когда умчалась праведная юность,
а мы в своих надеждах обманулись,
и в мир мечты закрыта кем-то дверь.

Скрываемся от правды, всё нам душно,
как в паутине,  крыльям не взмахнуть,
теряем совесть, собственную суть,
но юность нам  уже не обмануть,
личинкою царя в листве капустной
уж осуждает, письменно и устно!
          ***

12.Уж осуждает, письменно и устно,
кому-то  гневно предъявляет счёт,
и опыт не берёт она в расчёт,
и ищет неизведанное русло.

О, юность – беспощадная страда!
Какую ношу ты берёшь на плечи,
и, как она без устали калечит
того, кто брал когда-то города.

Знакомо было нам когда-то буйство
осенних красок, света и цветов,
шальных ветров и трепетных садов,
каштановых и липовых медов,
теперь, увы, всего не так уж густо,
а острый  ум овладевает чувством.
                ***
13. А острый  ум овладевает чувством,
когда у них совсем немного сил,
и кто-нибудь по-прежнему не мил,
а неизменно только вольнодумство,

что ищет не опробованный брод,
и тонет под неясною пучиной,
так прячет зрелость иногда личину
от сложностей и горестных невзгод,
забыв порыв и главную причину,
что покоряла прежде небосвод.
                ***

14. Что покоряло прежде небосвод?
Мечта иль дерзновенные восторги?
Что скажет ныне о предмете торга,
поживший вволю суетный народ?

Грядущее без подвига – ничто!
А в ком-то подвиг вызовет сомненье,
нецелесообразность, возмущенье,
и по-английски с тростью и в пальто.

И только юность будет утверждать,
что с молоком ему внушала мать:
за милое отечество страдать,
за веру и любовь ответ держать.
Быть может, только в том её вина?
О, юность, ты ль беспечностью пьяна?!