История одной утраты, 1 часть

И в стеклянных глазах равнодушных окон
Отраженье свое не ищу.
Той, что сердце мое превратила в свой сон,
Никогда не прощу.

Все забыть и начать старый бой.
Еще помнит вкус крови стрела.
Так зачем мне, скажи, воскресать
Ради той, что уже умерла?

(с) Арда



От автора

В связи с тем, что эта история не имеет начала и конца, в разные периоды моей жизни писалась как в прозе, так и в стихах, обсуждалась с соавтором (было дело, но стихи я в соавторстве не писала и не пишу, само собой) и вообще представляет собой сгусток эмоций  и переплетающихся вечных тем, я хочу дать несколько пояснений. Замечу также, что на историческую достоверность я не претендую совсем.
Главный герой рассказа – бессмертный вампир Филипп (Филио). Он родился на острове Крит приблизительно в 1600 году до н.э., и до своего перерождения являлся служителем при местном Храме. Он был ясновидящим, общался с Богами и духами, поклонялся Аполлону. Аполлон упоминается в рассказе не как бестелесное божество, а как создатель Филиппа, с которым тот покидает Крит после землетрясения, разрушившего остров.
Итак, Аполлон – вампир, обративший Филиппа. Творческий вымысел. Люди принимали Аполлона за Бога, потому что мужчина был прекрасен, силен и бессмертен, и, да, убивал людей ради крови.
Здесь большое внимание уделяется описанию моральной, эмпатической связи между Отцом-Создателем и Сыном-новообращенным. Поделиться Темным Даром, значит, сделать вампиром и бессмертным, сделать частью кровной семьи, что значимо и нерушимо. Подобные семьи вместе путешествуют, образуют кланы, в том числе для того, чтобы защищаться от оборотней и охотников, но в данной части рассказа этот аспект не затрагивается. Проблематика истории строится на том, что только связь между бессмертными позволяет им жить и творить, а не заниматься суицидальным разрушением. Связь священна и предавать ее нельзя.
Но. Сначала Филипп сам покидает своего Создателя, делится Темным Даром с гладиатором в Риме, которого зовут Клавдий, чтобы уберечь воина от заговорщиков, но сталкивается с тем, что Клавдий отрицает свою новую сущность, и видит в Филиппе не спасителя, а убийцу. Тут уже не до уважения семейных уз. А потом и Клавдий покидает своего Создателя.
Система мироздания нарушена. Филипп страдает, ищет своего сына, не имея больше целей для существования.
Наши дни. Продолжая поиски, Филипп возвращается во Францию, в замок, что несколько сотен лет назад принадлежал его клану, с помощью Мухи – случайного парня-человека, которого отговаривает от самоубийства – восстанавливает замок. Вот так поворот. Еда стала другом. Однако, главный герой не обращает Муху, так как уже однажды обжегся, лишив выбора Клавдия. Муха стареет. Филипп на это смотрит и размышляет. Появляется линия философии недоверия, и мысль о том, что ценить нужно то, что рядом и поддерживает нас сейчас.
Плюс ко всему, Филипп является Древним вампиром, медиумом, а это значит, что он может жить как обычный человек за давностью своих лет, выходить на солнце и не пить кровь, когда остальные ему подобные – нет. Поэтому в момент, когда обитатели замка решают проверить своего предводителя на предмет наличия сверхспособностей, силы, соответственно, оказываются не равны. Но в этом и загвоздка, ведь когда Филипп окончательно отчаивается отыскать сына, возникает мысль о самоустранении, но это нереально сложно сделать для Древнего. Старец с эликсиром смерти становится настоящим спасением для главного героя. Выпить эликсир – значит снова стать человеком, обрести свободу и упокоиться с миром, когда придет время. Что произойдет дальше, я рассказывать не буду, но у Филиппа появляется выбор. А выбор – штука еще более сложная, чем вся моя предыстория к рассказу вместе взятая.



х


Каждая утрата остается в сердце незаживающим рубцом. Время не лечит. Особенно если тебе отведен не один век, а в разы больше этого. Филипп - Древний вампир, глубоко переживающий расставание со своим кровным сыном, возвращается во Францию, чтобы его отыскать. Чем закончатся поиски бессмертного, и нужно ли было воскрешать призраки прошлого?
Рассказ в стихах.



Пролог. Навеки твой Филипп

Мой друг, это письмо станет тысячным,
Представляешь, как быстро летят года?
Людям же в дар надгробие, где дата смерти высечена,
Когда они устают и срываются в никуда.

Но не достойны мы такого блага светлого,
И за ошибку я прошу меня простить.
Вечность – это что-то безответное.
Вечность – это чуть дольше, чем можно себе вообразить…

И я не верил. Ты уходишь. Отпускаю.
Ничтожество, ведь клялся, что умру я сразу, вмиг.
Опять надежда, боль в груди тупая,
Молчу в бессилии и онемел язык.

Вчера я сдался, друг мой, подчистую –
Он пить хотел. Насиловал. Плевать.
Я не поддался, видишь, поцелую,
А куклу слишком мерзко целовать…

К чему слова? До смерти полминуты,
Я высушен, растерзанный средь лип.
Дополз сюда, и счастлив почему-то,
Пишу «прощай». Навеки твой Филипп.



Глава 1. По дороге к тебе

Туман сегодня в городе столичном
Окутал пленкой рельсы и вокзал,
Где на перроне с именной табличкой,
Меня никто, конечно, не встречал.

Минуло пять столетий с нашей встречи,
Но образ Твой храню в больной груди,
И снова лгу, что время все излечит –
Бессмертных время, знаю, не щадит.

Я зонт раскрыл, и людям подражаю,
Пусть думают, мне страшно осквернить:
Костюм, ботинки в лужах (о, рыдаю!),
Пусть думают, такой я – как они.

Но на мосту пришлось вдруг задержаться,
Красивый парень – мокрые глаза
передо мной. Скорей всего, расстаться
решил он с жизнью:
 – Эй, давай назад!

Несчастный вздрогнув, чудом не сорвался,
– Ступайте прочь, меня уж не спасти!
– Едва ли, мальчик, я кому-то клялся,
Что буду груз твой на плечах нести.

– Вы, Господин, смеетесь, – это низко,
Ведь для Марии только был рожден!
Она поймет, моля у обелиска,
Насколько я в нее, изменницу, влюблен!

– А ты, глупец, страданий не увидишь –
Еда для мелких мошек, червяков!
Коль лучше ей с другим – так будет, слышишь?
И для чего ж тогда убить себя готов?

Ты – эгоист! Ах, отняли игрушку,
и разревелся, ножкой топнул! Мразь!
Ведь не любил «премилую» подружку,
Кому любовь уродская сдалась?!

От чувства искреннего счастлив, даже если
она с другим – забыла, предала,
Хоть с губ ее слова любви исчезли,
Хотеть лишь должен, чтоб она жила!

На сердце свет – не ревность, и не злоба,
Ее не сможешь больше целовать,
Но улыбнешься ты, а нежная особа…
ей хорошо вдали…о чем еще мечтать?



Глава 2. Просьба

Вперед шагаю я без остановки.
Зачем спустил на мальчика собак?
Не утонул же, вроде парень ловкий,
Пусть сам бы разбирался, дальше как.

Зарекся ведь, я смертным ни словечка
Не пророню. А толк болтать с едой,
Когда эти невинные овечки
Пролезут в душу, что потом хоть вой.

Остановился: – Мальчик, это шутки?
Ты от моста крадешься следом в след.
Ступай, купи подруге незабудки,
Люби, женись – вот мой тебе совет.

– Но Вы, pardon, уверили, любезный,
Что следует Марию отпустить.
Как если я хочу ей быть полезным,
То должен научиться дальше жить.

– Ты прав, а только с мелочью возиться
Не входит в планы, честно говоря.
Мне наплевать, что в чьи-то ягодицы
Влюбился ты, и чуть не умер зря.

– Дерзите по-французски превосходно,
Хотя не ваш родной это язык.
– Делиться мне о личном не угодно,
А странствовать с младенчества привык.

– Любезный, где манеры и осанка?
Вам, кажется, не больше двадцати.
– Иди, гоняй пустые, мальчик, банки,
Мне двадцать каждый год, что я в пути.

– Послушайте, но здесь одна дорога, –
Кивнул, – За лесом старый замок есть.
Вернись, любезный, не прошу я много,
Ночных чудовищ там не перечесть!

– Ты, верно, струсил? Ну, скажи.
– Не правда.
– Теряю время попусту свое.
Чудовищ логово? Так мне туда и надо,
А сказки о вампирах не вранье.

– Позвольте с вами в замок?
– Нет, едва ли.
Ты для меня уж больно, мальчик, сочный.
Хотя, постой…Чем черти не играли?
Не попадись лишь мне ко взору ночью.



Глава 3. Замок

Эх, ноги помнят старые дорожки –
Я с горьким стоном камень приласкал.
На месте сына – глупенькая мошка,
И где теперь семья – вампирский клан?

В моих покоях грубая разруха,
Украли все, что можно унести.
Слоями пыль лежит. – Ответь-ка, Муха,
Когда ушли хозяева? Прости…

Обиделся на прозвище, мальчишка?
– Вы даже не спросили, как зовут.
– О, Боги, ну а это уже слишком,
Неважно знать мне имя твое, плут.

– Уже сто лет страшилками о замке
Пугают провинившихся детей.
– Из века в век больные вы и жалкие,
Трясетесь все над взмахами плетей!

Но в схватку настоящую и носа
Вам боязно – как в детстве – показать.
Конечно, с хилых рук не будет спроса,
И выросли трусливыми под стать!

А если бы внушали вам о силе,
С пеленок бы учили в бой мечом,
То всякие бы трудности сносили.
Ну, что, мальчишка, ты повел плечом?

– Не хочется вновь ссоры, я уставший.
– Так уходи, пока струится свет.
Голодное чудовище.
– Не страшно.
Идти мне некуда, и дома тоже нет.



Глава 4. История одной утраты

Сегодня ночь волшебная, взгляни-ка,
Тебе принес на кладбище цветы.
Как наша связь – кровавые гвоздики,
Вернись, молю, назад из темноты.

На самом деле, ты – живой. Ты где-то.
Но памятник – связующая нить,
Пока вдали и кем-то ты согретый,
Я вынужден куда-то приходить.

Мне помнится Арена в Древнем Риме
И гладиаторов последний бой.
Тогда с тобою были мы другими,
А может, я один всегда другой.

Прости, что поделился Темным Даром,
Обрек страдать бессмысленно, подлец.
Ведь молодость – лишь только моя кара,
И сожалею, что я твой отец.

Бок о бок для забавы убивали,
Примерив сотни жизней – сто имен.
Клыками из дамасской прочной стали
Мы вырывали царственный поклон.

Оставил я создателя, ей-Богу,
Но знаешь, отчего он не искал,
Как я тебя ищу, твою дорогу
Сквозь мили городов, озер и стран?

Он просто не хотел стать третьим лишним,
Расстался с полюбившейся судьбой.
Однажды он сказал, что пахну вишней,
А мне казалось, пахну я тобой.

Сегодня ночь волшебная, взгляни-ка,
И лунный свет касается вершин.
Тебе принес на мрамор я гвоздики,
Пожалуйста, вернись, мой кровный сын.



Глава 5. Ошибка

Уж десять лет прошло, но ты все ищешь,
И на свету практически всегда.
Ты перестал нуждаться в кровной пище,
То, что ты пьешь – церковная вода.

Хотя имеешь все, о чем мечтают
простые люди, смертные!
– Как знать.
– Возглавил ты вампиров диких стаю,
У тебя есть сила и…друзья.

– Муха, помолчи, закончим позже.
– Ты у жизни вырвал славный куш.
– Господи, ну как с тобою сложно.
– Перестань страдать!
– Заткнись, la mouche.

Думаешь ты, вечность что-то стоит? –
я спросил, а Муха, кривя рот:
– Если вечность тратить на достойных
Не на тех, кто больше не придет,

Не на страх, мучение и горе –
а на счастье – память тащит вниз.
Вот как цель найдешь, готов поспорить,
Скажешь мне, что вечность – это приз.

– Я имею цель – узнать, что с сыном,
Отыскать живого или нет.
– В чем же настоящая причина?
– Это моя клятва. Мой обет.

Мальчик призадумался: – Не верно,
просто ты боишься, что один
Станешь коротать свой век бездельный
Среди кукол, городов, витрин.

– Хватит обо мне, – прервал я грозно, –
Вспомни, Муха, десять лет назад
ты из-за одной прелестной розы
Чуть с моста не прыгнул в пенный ад.

Тебе она близка, как сын мне – тоже.
– Я в ней ошибся, выводы просты.
– Порой ошибка может уничтожить.
– Признай, Филипп, ошибся ведь и ты.



Глава 6. Сын Бога

– Филипп, немедля должен объясниться!
Как мог хозяин встать и выйти вон?
О, видел бы гостей загробных лица,
Когда в разгар покинул торжество.

– Согласен, очень глупая затея.
– Отлично, хоть признал вину, merci.
– Напротив, оттого-то я болею,
Что вздумал чужестранцев пригласить.

– Тебе нужны сторонники, защита,
Признание, ведь кровь твоя чиста.
Вампиров каждый шаг давно просчитан,
Охотникам не скажешь «перестань»

Как мне ты говоришь. Я – человек.
– Они ведь тоже люди. Муха, право,
Меня еще ни разу в голове
Не выручал тот страх, что гонит вправо

Пойми, нам ничего не угрожает,
И нет пути такого, есть – вперед.
Пускай моя защита парижане,
Но полон замок уж десятый год.

Я не хочу доказывать подросткам…
Ты говоришь, хозяйский долг велит
Добавить мне радушия и лоска?
Три тысячи лет назад на остров Крит

Служителем при храме я был послан,
Был принят миром духов и людей.
Уже тогда я был вампиром взрослым,
И оправдаться ты прикажешь мне?

Я с детства слышал голоса убитых,
Мог предсказать и счастье, и беду;
Кто обратил меня – легенда Крита,
Тогда еще не знал, что с ним уйду.

– Но кто отец? – задумавшись на миг,
Я улыбнулся солнечным годам,
– Он был прекрасен, белокур, велик,
Тогда не думал, что его предам.

– Ты не способен на большую подлость, –
Мой собеседник, очевидно, сник.
– Как бы реальность, Муха, не кололась,
И не такие наступают дни.

– Я верил, для тебя важнее чести,
и не сыскать, пожалуй, ничего…
– Однажды развлекаясь с предком вместе,
я встретил в Риме сына своего.

Бесстрашный воин, облаченный в латы,
Он сокрушал как молния врагов.
Непобедимый смертью гладиатор,
О да, поверь мне, Клавдий был таков.

Случайно я о хитрости коварной
прознал: бойца планируют убить.
Отправился к нему, мол, вот товары,
Ты выбирай и что-нибудь возьми.

– Опередил убийц?
– Я сам убийца,
Что обратил, и взглядом не спросив;
Не стал он с дерзкой выходкой мириться…
Он для меня – история. Я – миф.

– Получил, Филипп, ты по заслугам, –
Смотрю я меж растущих вверх колонн.
– Но кто создатель твой? Ты ходишь кругом.
– Мой отец – бессмертный Аполлон.



Глава 7. Моя добыча

Сквозь шторы утро разъяренно бьется,
Как в лихорадке воин, что мечом
проткнут. И с первыми защитниками Солнца
я просыпаюсь. Жар мне нипочем.

Спустивши ноги в мягкий ворс ковра,
Иду к окну раздвинуть шторы резко.
Свет для меня давно уже не враг –
Я куда старше Византийской фрески.

Юнцы горят, о, факелы Помпеи –
За несколько секунд остывший прах.
Им страшно, что в темницы не поспеют,
Когда мне нет, и это тоже страх.

Я не верну своих прозрачных крыльев,
Бежит по венам черная смола.
Не подожгу, не выкручу, не вылью.
Такая доля. Вечность замерла.

Вампиры отдают день тухлым склепам,
А я живу как смертный. Я привык.
Другие лишь завидуют мне слепо –
Мой груз бы им на плечи, но, увы…

Одевшись, я смотрю в квадрат зеркальный.
Смотрю без чувств. Нас двое. Это факт.
Болезненный подросток зубы скалит –
Цветы на заднем плане и софа.

Вот руки. Убирают руки-спицы
волосы в прямой и черный хвост.
Я бы закричал, но не кричится –
Лицо как камень, позвоночник – трос.

Насмотревшись до голодных спазмов –
«Он – не я», – уверенно солгав,
Я тогда заметил, а не сразу,
Что исчез назойливый слуга.

Кто в хрустальном мне носил фужере
Теплый эликсир, когда проснусь.
Убивал кто ради…Неужели
попытку ускользнуть предпринял гусь?

Утро начинается с сюрприза.
Кажется, сегодня самому
Предстоит охотиться маркизу
На бескрылых несъедобных мух.

Мало человеку нужно, чтобы
отступить от целей или клятв.
Поначалу молятся: До гроба
будем рядом. Я! Нет, я! Нет, я!

Но а стоит встретиться с преградой,
Получить бессмысленный отказ,
Ничему они в тебе не рады.
«Знаешь, ты, наверно, не для нас»

Муха, например, вчера блистая
красноречием, меня решил
убедить, что тоже часть он стаи,
Что вампиром грозным стать спешит.

Я взревел и просьбу искалечил,
Не просившего, скорей, мечту
О нелепой жизни бесконечной,
О клыках губительных во рту.

И, не потушив очаг желанья,
Не найдя поддержки, онемев,
Ускользнул юнец изящной ланью,
Но туда, охотится где лев.

Разум отрезвила мысль, а что же,
собственно, вдруг обезумел я?
Пусть семенит, предатель тонкокожий.
Никому довериться нельзя.

Только лишь когда нас всех бросают,
Ощущаем боль и пустоту,
Не когда «родной» или «родная» –
Привязанность лежит не на виду.

Коридор. Тревога жрет и душит –
Сердце парня бьется через раз.
Обратился в слух, не врут ведь уши!
Он в склепе и зовет, чтоб кто-то спас.

Эх, глупец, надеялся вампирам
сделку предложить…Смешно.Валяй.
Отказаться что ли мне от пира?
Нет, Муха будет тем, кем сочту я.

Влетев стрелой в подземный лабиринт,
Я зарычал, и, предвкушая схватку:
– Исчезли прочь! Исчезли, упыри!
Накинулся на чудищ по порядку.

И головы, те шесть пустых мячей
Мучителям принадлежали Мухи.
– Я не нарочно шел к ним!
 – А зачем?
– Они подумали, что Древний – слухи.

Когда слугу я понял, разве сложно?
Восставшие склонились: – Повелитель!
Проверка, значит, а юнец – заложник…
– Все по могилам! Быстро. И не злите.

Здесь замок мой, и правила, и суд.
Я – Древний, и Древним меня не напрасно кличут,
И зарубите, плевал я, да хоть на носу:
Этот человек – моя добыча!



Глава 8. Эликсир смерти

После того случая в гробнице,
Отменил советы я и встречи,
Начал сам себя корить и злиться,
Словно был серьезно изувечен.

Я добился славы и почета,
Крепость взял, что многим стала домом.
Даже обманул природу в чем-то,
Но а как же родственник искомый?

Хаос, ну зачем меня ты мучишь,
Когда только внял я цели главной,
То увлек, наслав грозу и тучи,
И вулкан, с кипящей внутри лавой.

Верность через кровь не поступает,
Как любовь, и схожих чувств плеяда.
Я жду сына, но душа слепая
Тянется ко всем, кто просто рядом.

Знай о смерти сына настоящей,
Я понес бы на могилу свечи,
Письма наши уместил все в ящик,
И его оплакивал бы вечность.

Но когда томишься ты надеждой,
Что в любой момент дверь распахнет
Это, словно находиться между
Небом и землей, кляня ее.

То стираются границы вовсе,
Ты уже не знаешь, отчего
Кто-то жив, кого-то гибель косит,
Как собрать мечты осколки в горсть.

- Повелитель, я теперь наказан?
- Нет, ступай, докладчик, я не трону, -
Обещаю, смахивая вазу,
А вампир спешит покинуть тронный.

Поскольку размышлял, отвлекся малость.
Ежегодный час, для тех, кто «смог»
(больше ничего мне не осталось)
Выяснить, где Клавдия порог.

Ни один агент не дал ответа,
И сейчас, прикрыв глаза устало,
Что осталась лишь полоска света,
Ощутил себя больным и старым.

Убирайтесь! Вон пошли отсюда!
Я поднялся. Где же Муха? Где же?
Тут раздался голос, верно, чудо:
«Хочешь тебя сделаю я прежним?»

Старец бородатый и убогий
Улыбается, мне тянет что-то
- Сына отыскать – как просишь много!
Я едва удерживаю рвоту.

В склянке эликсир не жизни – смерти.
Выпей, и умрешь ты человеком.
- Повелитель! – мне кричат, - не пейте!
Я уже мертвец! Никто! Калека!

Подношу ко рту – ужасно пахнет –
Столько перебрал я видов казней,
Но а то, что зелье станет крахом
Не подумал бы вообще ни разу.

Выбор сделан. Как легко. Ликую!
Отпускаю боль, тебя я, Клавдий.
Ведь решил дорогу взять такую,
На которой ты не будешь найден.



Эпилог. Клыки

Склянка, что лежит в моем кармане
Не разбита только потому
Дабы помнил я о старой ране,
Что мне всех ушедших не вернуть.

Связь не гарантирует покоя
Вечность существует, вечных – нет.
Все они – лишь эпизод какой-то,
Все мы предоставлены себе.

Замок отдаляется. Нас двое.
Звезды же, напротив, так близки.
Мы уходим прочь, а Муха ноет,
Как ему мешаются клыки.


Конец первой части