Петербург 1994

Обычно милостыни нищим
Я каюсь, грешен, не даю.
И потому уже, в раю
Меня в последствии не сыщут.

Как будто бы не скуп безмерно,
Не черств душою как Гобсек..
Обыкновенный человек ,
И в оправдание, наверно,

Могу сказать я как и все,
Что нищенство во всей красе
Есть труд  ленивых. Если было
Бы это так, то не томило

Мне это душу. Много раз
Спешил я поскорее мимо,
Просящих- настоящих, мнимых,
Не видя их потухших глаз.


***

Я шёл дорогою привычной,
Со стрелки - на Дворцовый мост,
Глазами провожая хвост
Из брызг и пены, хаотично

Летящий вслед за катерком.
Минуя зазывал, рядком
У края площади стоявших,
И оживленно торговавших

Разнообразной мишурой-
(Матрёшек - президентов строй
С лицом усталого китайца,
Шкатулки, крашеные яйца,

Часы, солдатские ремни
И офицерские фуражки,
Фигурки, безделушки, пряжки -
Всем тем, что “модно” в наши дни),

Покинув зелени шатры,
Укрылся спешно от жары
Для нас столь редкой, непривычной
Под арку. Там, пугая зычным,

Неровным гудом тишину,
Трубач уже сменил одну
В черне отыгранную пьесу
На гимн для финна, что из леса


Приехал мох с себя стряхнуть,
Расправить на чужбине грудь
Хмельной чухонской грустной песней-
Ведь это часто интересней,

Чем днями залы озирать,
Даваться диву украшеньям,
Живот к обеду подбирать
И озабоченным движеньем

Смотреть неспешно на часы,
Зевая сладостно в усы.

Так  оказался я уже
У дома “ C. Вольф  Т. Беранже”

Нагретый Невский тротуар,
Принявший солнечный удар,
Стал мягким, словно бы из теста,
На нём не видно было места

Без отпечатков каблучков
И шпилек дамских. Лишь покров
Прозрачных сумерек, прохлада,
Недолгий даст покой..  Вдруг рядом,

Среди мешающих шумов
Заполоненного проспекта,
Ритмичный барабана зов
Пробился. Кришнаитов секта

Брела, притопывая в такт,
Глашатай бритый был в угаре,
Всё повторял:” О Харе, Харе!”,
С лицом a la варёный рак.

А на Конюшенном канале
Частил джаз - банд. Они играли
Забытый славный диксиленд.
Собрались зрители. Момент

Поймав, две резвых пары
Под звуки банджо и под старый
Немного хриплый саксофон
Пустились в пляс, держа фасон.

Квадрат отсчитывая точно,
Им помогал ударник.  Сочно
Трубач синкопы выдувал,
И тромбонист не отставал.

Послушав вдосталь, настроенье
За пять минут себе подняв,
Любителей таких забав,
Оставив слушать в упоеньи,

Спешу в метро зайти скорей,
Толкаясь в пробке у дверей.

Прозрачный вход в себя втянул
Людей теснящуюся массу,
Жильём удушливо пахнул
Пещерный воздух. Длинный в кассу

Собрался хвост. С окошком рядом
С протянутой рукой, со взглядом,
Как будто сотню лет не пил,
Пьянчужка согбенный просил


“ Подать жетончик бога  ради”.
Недалеко за ним, чуть сзади,
В фуфайке драной до сосца,
Навыпуск, красной, в тон лица


Сопел брылястый собутыльник,
И грязно-матовый светильник
Не помешал ему уснуть
Да крепко, а не как-нибудь.

Спустившись вниз, по переходу
Привычный продолжаю путь.
Здесь жизнь своя течет - отнюдь!
Один - с плакатом “Власть Народу”,

Другая  рядом в двух шагах
Трясёт платками на лотках.
Чуть дальше, девочка со скрипкой
Играет что-то. Мягкий, зыбкий,

Без фальши, чистый звук  летит.
Пред ней футляр, и в нём лежит
Бумажек ворох разноцветный.
Я подошёл и незаметно

Моя средь прочих улеглась.
Сквозняк поднялся, вверх взвилась,
По переходу полетела
Вдаль стайка денег. Неумело

Их кто-то стал ловить смешно,
Нести назад. Ей всё равно
Как будто было. Не сбиваясь,
Внутри чему-то улыбаясь,


Зажмурившись, про всех забыв,
Играла дальше. Вновь порыв,
Опять бумажки улетели,
Что это значит? Неужели....

Заныло сердце, ёкнув вдруг.
Слепая. Слышу слабый стук-
Закрылась крышка от футляра.
Меня толкнул вдруг кто-то яро,

Толпа нахлынув, понесла,
Затем оставила небрежно,
Как будто к полосе прибрежной
Ракушку, коим нет числа,

Прибой сердитый пригоняет…
Прошло два года. Возвращает
Мне память часто сцену ту,
И чистых звуков полноту

Я слышу снова. Налетает
Вдруг ветра   душного порыв,
Опять та девочка играет,
Зажмурившись, про всё забыв.



(20.07.96)