максималистам в этом мире вместо двух стульев...

Максималистам в этом мире вместо двух стульев предлагают два ружья. И оба заряжены.

Сказать, что мне больно смотреть на происходящее, – значит ничего не сказать. Тошно оттого, какой я старый и беспомощный. Ещё больше – оттого, что я утратил все мечты, потерял всякую надежду и просто плыву по течению. Раньше я писал о том, что вот оно – сердце: горит, пылает, любит, просится. Сейчас я повествую о болезнях, о никчёмности бытия и о каких-то совсем бездуховных и приземлённых вещах. А было время, когда я свято верил в то, что стану великим революционером с неутихающим пожаром в груди, который всегда будет плыть против течения, потому что знает: быть против – единственный способ жить, а не существовать. Я мечтал стать твоим личным героем, доблестным спасителем. Печальная истина заключается в том, что спасать тебя пришлось лишь единожды. И от меня же. А я ведь был способен на всё – только попроси. Я совершал поступки, превышающие запас сил, не замечая этого. Мне было радостно и яростно глядеть на мир через призму экстремальных иллюзий. И пусть я держался до последнего, но иллюзии рухнули, как целая империя. Всё, что мне осталось, – собирать осколки прежних феерических побед, хвататься за обломки прекрасных дней и ночей, ушедших безвозвратно, и оплакивать утрату, впервые искренне соболезнуя герою (то бишь самому себе несколько лет назад). Знаешь, длинноногая революция, я беру осколки голыми руками, а после, даже не моя их (рук), вытираю горькие слёзы судьбы с опухшего стареющего лица. Я делаю это в безумной надежде на то, что однажды один из них (осколков) попадёт мне в глаза. И я навеки ослепну. Тогда больше не придётся смотреть на то, что вызывает тянущую боль в сердце. Жаль только, что прекратить чувствовать что-либо таким макаром не получится.

Максималистам в этом мире вместо двух стульев предлагают два ружья. И я выбираю оба.

Хочешь чистосердечное? Пожалуйста: каждую ночь я переживаю всё заново и никак не могу смириться с тем, что навсегда не получилось. Если любовь – это религия, то я – воинствующий атеист. Здесь либо навсегда, либо никак. Но мне уже не нужно выбирать, поскольку я согласился на оба ружья, найдя причину всех бед. Теперь нет никакой войны внутри. Есть лишь оглушающая пустота. Она, кстати, бесконечная. А стрелять в пустоту всегда легко. Особенно приятен тот момент, когда от звука выстрела в никуда закладывает уши. И ты можешь пару секунд ничего не слышать, а главное – не чувствовать. Но ты не обольщайся, милая. Я верен не столько тебе, сколько себе в пятнадцать.

Максималистам в этом мире вместо двух стульев предлагают два ружья. Но даже их успеет забрать кто-то до тебя, неудачник.

10.12.16.