Речка течёт на север...

Речка течёт на север, в царство уснувших льдин.
Лён, ежевика, клевер – волосы трёх ундин, что обронили слёзы в воды давным-давно. Солнце играет в плёсах. Илом укрыто дно.
Камешек брошен кем-то, и по воде – круги.
Камешек брошен в воду, значит, скорей беги, начат отсчёт обратный, худшее из всех зол.
Голос осоки мятный – тихий журчащий зов, шёпот прибрежной ивы сладкой тоскою шит, ветер слегка колышет мокрые камыши. Чёрный, бездонный омут – око и вход во мглу, только вступи – застонут да и утянут вглубь гулкие водовороты, стылые валуны.
Камешек бросил кто-то. Ведал ли глубины, тайных течений створы, жутких кусачих рыб, ям в темноте придонной, полных гнилой икры, полных костей белесых, тины, прилипшей к ним?
Тот, кто пришёл из леса, жёг у реки огни.
Пламя сверкало синим, искры летели прочь. Плакали три ундины, третья – его то дочь в платье намокшем, тяжком, словно смертельный грех. Эхом продрогшим ляжет в пойму безумный смех.
Тот, кто пришёл из леса, плечи нагнув, уйдёт.
Гиблое это место – воды в реке, как лёд, утром ползут туманы, зги не видать вокруг, сказы стары и странны…
снова по глади – круг, шире и шире рябью, взгляда не оторвать: в жёлтых кувшинках – пряди, их так любила мать в косы плести под гребнем, бусами украшать и повиликой летней, в зиму – набросить шаль…
в прошлом – родные руки, щедрый огонь печи.
Смолкли, растаяв, звуки, ядом вода горчит – речка течёт на север, в царство покоя, грёз. Лён, ежевика, клевер – ласковый флёр волос – кружат ундины в танце под золотой луной…
Камешек, может статься, брошен на воду мной.