***

Посвящается Свете

В то давнее время я юн был и глуп,
А ныне всё также юн я и глуп.
Я шел в ноябре, разодетый в снега,
Накинутый небом дырявый тулуп.
Мороз зажимал мои плечи в тиски,
И снежные капли стекали по лбу,
Но вот вязкий дым – синагога стоит –
Тепличной рукою хватает мольбу.

Вот выставив к небу запястья в мороз,
Глаза прикрываю под яростным светом,
Мне прямо в ладони упала со снегом
Из платины будто, резная монета.
Там имя виднелось – отметка владельца,
Искусные руки монету ковали.
Укутавшись в бурю, летая с метелью,
С дождями стекаясь, в ветрах прозябая,
Искал я хозяина этой монетки,
И уж тридцать лун собой солнца сменяли,
А я всё бродил по ресницам оленей
И спал в околотках видных едва ли.

Когда проходившись по минному полю,
Где птицы залетные близ не бывали,
Где только дьяволы тайно бродили,
Споткнулся об краеугольный камень,
Очнувшись в комнате из гранита.
Там за столом под навесом из шелка
Существа беседовали меж собою.
Существа что представляли собою:

Там сидела девушка в дымке-платье,
Из ладоней ее прорастает хвоя;
С глазом-яхонтом юноша мрачный
Держит ленты из тонкой кожи,
А вокруг них свора девушек рыжих,
А вокруг них с десяток черных кошек.
Мальчик-бог сидел изящно и одиноко,
Вокруг же него танцевала свита,
Забрался скромно на старое кресло,
Что было плющом ядовитым обвито.

И в этой завесе  приметил я зорко -
То всполохи света, то острые льдинки
Летели из дальнего скола комнаты:
Я стиснул в ладони монетку сильно.
Вот же она, вот же она! – сердце стуком
Выбило это из уст моих бледных.
Девочка вся - хрусталь с изумрудом,
А меж ладоней солнце дремлет!


Каждый в мгновенье взглянул на меня:
Лавром представился, слово бросая мимо.
"И зачем мне общая с ними скамья,
Ежель вот предо мною богиня?"
Ее руки из тонкой серебряной нити
Я хотел целовать и молиться на них.
Ведь она для меня, не заметив сама,
Стала идолом, скоро затмившим стих.
И когда, сквозь покой, я ловил ее сны,
Узнавал все затеи, желанья ее,
Не заметил, как медленно сам я затих,
Подносивши любому хмельное питьё.

Я проститься решал столько раз, но не мог!
Уходя, оставлял в вазах ветви свои,
И каков бы ни был конечный итог,
Я любовь свою к ним не могу истребить.
Я любой изумруд из любых диадем
Для нее принесу, для любого из них,
Кто призвали меня в этот славный союз.
Перед той синагогой монету вложив,
Моей страждущей длани даруя мотив,
Ты тогда родилась, тридцать лун упустив,
В дар тебе моё солнце из рифм.