Венок сонетов Нагота

Раскосые монгольские глаза,
Сценарий соблазненья Персефоны:
Есть фото в беззащитном телефоне,
Но я его не видел – мы друзья.

Твой день стремится к вечеру, когда
Окажутся ненужными одежды,
Твой голый абрис призраком надежды
Замрет в изображенье навсегда.

В обычности чужих прикосновений
Ты станешь птицей и дождем осенним,
Часов настенных выстраданным днем.

Тот, кто с тобою, может быть, не гений:
Он ежедневный зритель обнажений,
А жизнь проходит в мыслях не о том…
1
Раскосые монгольские глаза
И сброшенные черные покровы.
Она поймет, наверно, с полуслова…
Но за окном свирепствует гроза.

И в переливах беспокойной ночи
Кому-то предначертан долгий путь
Но кажется, что стоит ей взглянуть…
Но кажется, что и она захочет…

И будет голод в нежности сосков,
И будет очень мало нужных слов,
И будет страсть в железном медальоне,

И строгий взгляд, и сброшенный покров,
И ожиданье плети и оков –
Сценарий соблазненья Персефоны…
2
Сценарий соблазненья Персефоны:
Приятный запах, странная тоска,
И зеркало, и фото в телефоне,
И шум дождя, и горная река…

Вино в бокале – как предлог забыться,
Открыться, обнажиться, сделать шаг.
Искрится тело в нежности безлицей,
И остается горечь на губах.

Наступит утро в снежном обрамленье,
И пустота, и горечь сожаленья,
И на стене картина с галеоном.

А за окном – ненастье, чьи-то тени.
И мысль о том, что в этой дребедени
Есть фото в беззащитном телефоне
3
Есть фото в беззащитном телефоне,
И не одно – и множество причин
Быть беспредельно праведной в ночи,
А ранним утром в зеркало влюбленной.

Бояться, но, впуская этот страх,
Смотреться в первородность объектива,
Быть бессердечной, ветреной, красивой
В накидке невесомой на плечах,

И в мире жить – своем, потустороннем,
Во взглядах необычных, посторонних,
Не знающих, что можно, что нельзя.

И снова утро, и как вид иконный –
Застывшее мгновенье в телефоне,
Но я его не видел – мы друзья.

4
…Но я его не видел – мы друзья,
И ты о нем мне ничего не скажешь.
Он, видимо, умен, силен, отважен,
И точно знает, что тебе нельзя

Быть прежней: легкомысленной, смешной,
Играть чужою жизнью беспокойной,
Самой себе пытаться сделать больно,
Стать у окна в безликости нагой.

Но он не знает, что привычный бег
По карте мира разнесенных рек
Бывает нелогичен иногда,

И наступает время перемен,
И, вырываясь из привычных стен,
Твой день стремится к вечеру, когда…
5
Твой день стремится к вечеру, когда
Сеть безучастно обвивает душу,
И ты безвольно начинаешь слушать
Ее слова, и воют провода,

И монитора сотни тысяч глаз,
Хотят в тебя всмотреться дерзновенно,
И улицы пусты, стеклянны стены,
И одеяний скомканный каркас

Приобретает форму обелиска…
А ты наложница, рабыня, одалиска:
Ты ждешь, когда поднимет вечер вежды,

И в этот миг, когда сойдет на нет
Закат, тоска, забвенье, запах, цвет,
Окажутся ненужными одежды
6
Окажутся ненужными одежды
В подъезде на четвертом этаже,
И станет вдруг спокойно на душе,
Как никогда и не бывало прежде…

И полусумрак медленных шагов,
И страх внезапно отворенной двери,
И тусклость лампы, стены красок цвели –
Все как в привычной киноленте снов…

Для смелости есть множество причин:
Есть праздник, пролетающий в ночи,
Вина игристость, тела белоснежность.

Притихший дом, прошедший Новый Год,
Все спят, ни для кого не промелькнет
Твой голый абрис призраком надежды…
7
Твой голый абрис призраком надежды
Останется на берегу заката,
Гроза прольётся ливнем, дождепадом
По сорванным и брошенным одеждам…

Гроза, смеясь, укроет это тело
Теплом ночного средиземноморья,
И фабулы придуманных историй
Вдруг воплотятся в праздник виноделов…

Ты проживала жизни ожиданья
В ненужных увлекательных свиданьях:
Меняла лица, страсти, города,

Но в эту ночь, дразня сердцебиенье,
Твое расхристанное вожделенье
Замрет в изображенье навсегда.
8
Замрет в изображенье навсегда
На старой черно-белой фотопленке
Невыносимо смелая девчонка
В смешном очаровании стыда,

Ну как же ей хотелось жить тогда:
Любить взахлеб, страдать бесчеловечно…
Сто лет прошло… И одинокий вечер,
И встреч давно забытых ерунда.

Как много слов останется, как много
Воспоминаний, не ясна дорога:
Одно лишь фото вымученной тенью –

Затертое на старой фотопленке,
Где ты все та же голая девчонка
В обычности чужих прикосновений.
9
В обычности чужих прикосновений
Проходят дни, как будто в ритме танца,
И это тело – в отпечатках пальцев
Чужих людей – как прежде сокровенно.

Адажио дневного естества –
Твой вечер так мучительно послушен:
Душистый чай и разговоры с мужем,
Прочитанные будто бы с листа…

Но утро дарит этим пальцам дрожь,
И ты опять к кому-нибудь пойдешь –
Твоя душа не обретет спасенья:

В калейдоскопе чьих-то рук и губ,
Где каждый в меру нежен, в меру груб,
Ты станешь птицей и дождем осенним.
10
Ты станешь птицей и дождем осенним,
Ты превратишься в ветер, холод, дрожь,
Ты станешь новой песней колыбельной,
Которую сама и пропоешь.

Но в этой песне обертонно слышно
Почти неощутимое нытье,
О том, как на душе скребутся мыши:
Твой страх, твой стыд, бессилие твое.

Они приходят из прошедшей жизни –
Безумной, безалаберной, капризной,
И прожитой в одеждах, и гольём.

А сумерки сгущаются в квартире:
Становится все черной ночью или
Часов настенных выстраданным днем.
11
Часов настенных выстраданным днем
Останется предвосхищенье ночи,
Когда ты неожиданно захочешь
Быть с ним, переживая не о нем.

Встречаясь утром, что-то говоря
И ощущая тысячи фантазий
В прикосновеньях, в непонятных фразах,
В картинках городского сентября,

Ты им живешь, не чувствуя его
Табачных губ, кисельных берегов,
Давно желанных грубых откровений…

А ночью снова рядом спит не он,
И это, вероятно, как закон:
Тот, кто с тобою, может быть, не гений…
12
Тот, кто с тобою, может быть, не гений,
Но он хотя бы может оценить
Непревзойденность новых искушений
Твоей чужой расхристанной любви.

И ветреность твою обожествляя,
Он потакает в муке вечеров
Капризным опозданиям трамвая,
Привычной лжи невыдуманных слов…

И так живет, не зная передышки,
Играя каждый вечер в кошки-мышки,
Все понимая, проживая тенью

Твои шаги и все твои неправды,
Ему всего-то одного и надо:
Он ежедневный зритель обнажений
13
Он ежедневный зритель обнажений:
Твоих, чужих, измышленных, реальных,
Он гений встреч и гордый узник спальни,
Он осени пейзаж в тонах пастельных

А ты не спишь, ты бредишь гулом улиц,
Чего-то ждешь, оставленного в прошлом,
Тот, кто придуман в детстве суматошном,
Тем и хорош, что может, повинуясь

Полету птиц, желаний и фантазий,
Быть странным текстом на арабской вязи,
Быть гением, поэтом, подлецом….

И каждый день мучительные встречи,
Стремятся стать постельными под вечер,
А жизнь проходит в мыслях не о том.
14
А жизнь проходит в мыслях не о том…
В обыденности скуки ежедневной:
Работа, дом, походы в гастроном
И безучастной ночи мизансцена,

В которой позабытые грешки –
Основа расставанья как искусства,
И пыльность штор, и треснувшая люстра,
И старых улиц легкое кроки;…

И медленно спустившийся туман
Встречает слов пустынный караван,
А твой слуга посажен в железа.

И на подносе кофе, мармелад…
Ты снимешь все – тебе подарят взгляд
Раскосые монгольские глаза.