Я вспоминаю о Евгении Евтушенко...

         В моей жизни было много встреч с поэтом Евгегием Евтушенко: по телевизору, в кинофильмах, в его прозаических и поэтических сборниках. Но всем этим могут похвастать десятки тысяч его поклонников и поклонниц. Я хочу рассказать о том Евгении Евтушенко, которого я знал, если и не по личным встречам, то по рассказам моих товарищей, по встречам с поэтом не на многотысячных сборах, а в тихих аудиториях или небольших зальчиках.
         Евтушенко вошёл в мою жизнь в юности, в конце пятидесятых годов. Он ворвался в неё, как Лев Яшин(мой любимый футболист) раз и навсегда. И хотя Евтушенко 50-60-ых годов прошлого века, и Евтушенко более поздний и тем более теперешний- это, как говорят в Одессе-две большие разницы(в смысле поэтического творчества, но не общественной деятельности), но всё же, всё же без Евтушенко представить себе культурную жизнь СССР второй половины 20 века-невозможно. Он написал много. Многое можно было смело не публиковать в его последнем 8-томном собрании сочинений. Да он и сам, по моему, это знает. Но выбросить, но забыть родное дитя. А твоё произведение-это твой ребёнок. И каждый из нас, пишущих на сайте, сталкивался с подробной проблемой. Да. Так вот. Конечно у Евгения Александровича не всё равнозначно. Но его лучшие стихи о любви к женщине, к Родине. Его гражданская лирика. Всё это останется надолго.

       Я вспоминаю 1961 год. Евтушенко в зените славы. Он много и охотно пишет на различные темы. Выходят его сборники стихов, которые невозможно купить. Он ездит по заграницам. Он негласный представитель нового поколения деятелей культуры Совтского Союза в мире проклятого капитализма. Евтушенко - поклонник ленинских методов управления государством, того, что потом ошибочно назовут "социализмом с человеческим лицом". Как будто сталинский период(к которому Евтушенко относится резко негативно)-это "социализм с нечеловеческим лицом". И вдруг, "Литературная газета" публикует его стихотворение "Бабий Яр". Напомню, что повесть Кузнецова о Бабьем Яре появилась лет через пять. Сама тема, упоминание слова "еврей" в газете(впрочем как и в журнале или в книге) впервые за последние 10-12 лет - произвели эффект разорвавшейся бомбы. Я помню, как пришёл к своей бабе Лене(часть воспоминаний моих о ней уже опубликованы на сайте), и застал её плачущей. На мой вопрос о причинах слёз, она протянула мне "Литературку" со стихотворением "Бабий Яр". И с тех пор Баба Лена стала Такой поклонницей Евтушенко. Да я думаю, что не только евреи благодарны Евтушенко за поэтическую борьбу против антисемитизма. Да многие другие народы, о которых с любовью писал и пишет поэт(а позднее и прозаик), могли бы сказать , что Евгений Евтушенко-настоящий интернационалист.
  Вот эти слёзы бабы Лены были моим первым потрясением от встреч с Евгением Евтушенко. Хотя уже и до этого я полюбил его кубинский цикл стихов, его стихи -воспоминания о детстве и юности("о свадьбы в дни военные"...), его стихи о любви, хотя и было мне тогда всего то...
          Следующая моя встреча с поэтом, о которой я хотел бы вспомнить, это 1962 год-Хельсинки ,Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. И над всем стадионом, собравшим десятки тысяч гостей со всего мира, звучит песня Эдуарда Колмановского на слова Евгения Евтушенко "Хотят ли русские войны". У меня до сих пор, когда я слышу эту песню, мурашки бегают по телу. Я не помню, кто исполнял эту замечательную песню в Хельсинки, но на мой взгляд лучше Марка Бернеса и Георга Отса её никто не пел. Вообще, роль Евтушенко как поэта-песенника, трудно переоценить. Это и "Чёртово колесо", и "Идут белые снеги", и "Со мною вот что происходит", "Не спеши", "Вальс о вальсе" и многие другие. Но "Хотят ли русские войны" стало слоганом целого поколения.

         Тогда же, в начале 60-ых годов, я был на встрече с редакцией журнала "Юность", проходившей, если мне не изменяет память, в одном из залов Политехнического музея(но не в том, который обычно показывают в документальных фильмах по телевизору). За столом президиума сидели журналисты, писатели, поэты и члены редколлегии журнала. Конечно я не помню о чём тогда шла речь. Но вот один момент я бы хотел отметить. За столом, рядом с Вознесенским сидел Евтушенко, а с другой стороны Вознесенского-Белла Ахмадулина. Я не знал тогда, что Белла и Женя-супруги. Я и теперь не знаю были ли они супругами тогда во время встречи с редакцией. Но я помню как вышел из за стола Женя Евтушенко, прошёл вперёд к зрителям, и невероятно худой, в цветной рубашке навыпуск, начал читать: "
Со мною вот что происходит..." И я заметил тогда, как почему то напряглась Белла и наклонилась к Андрею, что то быстро ему говоря, в то время как Евтушенко читал:".....совсем не та ко мне приходит....". Потом многие выступали. Выступала и Белла, читая как всегда нараспев, чуть гнусавя свои чрезвычайно музыкальные, но мне совсем не интересные стихи.

       Следующая встреча с Евтушенко-1968-ой год. Наши в Праге. И Евтушенко пишет стихотворение "Танки идут по Праге". И он один из немногих, кто не побоялся высказаться против нашей оккупации Чехословакии. Хотя я, честно признаюсь, тогда положительно оценивал факт вступления наших войск. Что ж молод был и глуп. Года через два я стал уже умнее. Жизнь научила.

        В 1971-ом году я вовсю ухаживал за моей будущей женой. Однажды в воскресенье мы забрели с ней в Парк культуры и отдыха им. Горького. Гуляли, ели мороженое и вдруг прочли
 объявление о том, что сегодня в 17 часов в Зелёном театре встреча с Евгением Евтушенко. Мы естественно купили билеты, сходили в кафе пообедать, потом долго ждали и наконец пошли в открытый театр. Народу было не так много. Во первых, воскресенье летом(многие на дачах или в отпусках), а во вторых, поэтический бум предыдущих лет уже спадал. Поэзия с концертных залов и площадей потихоньку стала перебираться в маленькие зальчики, на квартиры, на кухни. И читали здесь Цветаеву, Мандельштама, Ахматову Пастернака, Иванова, Волошина и многих других либо запрещённых, либо полу разрешённых поэтов. Но в то время только некоторые из поэтов почувствовали изменение климата. Среди них был и Евтушенко. Отсюда мне кажется его последующий уход в прозу, в кинематограф, в фотографию и т.д. Все поэты 60-ых-70-ых годов вдруг открыли для себя целый пласт замечательной русской поэзии Серебряного века. И многие поняли, чего они стоят на самом деле при сравнении.

       Журналист, пришедший вместе с Евтушенко, представил поэта, коротко рассказал о творческом пути, а дальше Женя встал во весь свой немалый рост, такой худощавый как прежде, в очередной цветной рубахе на выпуск, в чёрных брюках и в абсолютно белых носках. Я помню, эти носки так поразили и меня и мою будущую жену, что ещё очень долго вспоминая этот вечер, мы прежде всего говорили о белых носках Евтушенко. Читал он тогда много и старое и новое. Читал, как всегда великолепно. По моему, из за такого классного чтения профессиональные чтецы-артисты и читают нам мало стихов Евтушенко. Сравнение не в их пользу. Стихов было так много, что я конечно не запомнил их. Но два стихотворения помню до сих пор. Одно начиналось так:" Она была первой, первой, первой кралей в Архангельских кабаках. Она была стервой, стервой, стервой в маленьких накрашенных коготках". Увлекал темп стихотворения. А второе я впервые тогда услышал. По моему, оно называлось "Карликовые берёзы" и на примере карельских карликовых берёз, образно показывалась несгибаемость маленьких людей - винтиков нашего государства. Сильное впечатление произвело на меня это стихотворение, но всё равно очень мне мешали белые носки с чёрными брюками.

        Позднее, где то году в 1975 или 76-ом услышал я от одной из наших сотрудниц, работавшей ранее с отцом Жени-Александром Гангусом, подробности похорон отца. Эта сотрудница в 50-60-ые годы работала под руководством отца Евгения Евтушенко, геолога по специальности, в Сибири, и хорошо знала его. Когда отец умер, моя сослуживица поехала на кладбище с ним попрощаться. Там она встретила и Женю на костылях, сбежавшего из больницы попрощаться с отцом, который их оставил довольно много лет назад. Женя стоял и молчал всё время, пока шла церемония прощания. Потом как то неловко повернулся на костылях и поковылял туда, где его наверно ждала машина.

         Кстати влияние отца сказалось и в том, что в начале 50-ых годов Женя поступил в МГРИ, но не проучившись и двух лет, понял что геология - это не его хлеб и ушёл на поэтические поля.

        С семидесятых годов я начал работать, много ездить и подолгу в командировки или в "поля", как говорят у нас геологов. И я, как то отошёл от поэтической жизни. Мне стало не до Евтушенко, ну а ему тем более не до меня. Последний раз, когда я встретился с поэтом, был конец 90-ых годов прошлого века. Осенью я попал на ВДНХ, где в одном из павильонов проходила книжная ярмарка. Я подкупил несколько книг и среди них томик прозы Евтушенко. Пока я бродил по выставке-ярмарке и переживал невозможность покупки некоторых книг по причине их дороговизны, я вдруг услышал голос диктора. Он объявлял, что через 10 минут там то и там то состоится встреча читателей с Евгением Евтушенко. Я естественно ринулся туда и застал Евгения Александровича в кресле. Рядом сидела какая то маленькая старушенция(не мама) вся накрашенная и с кольцами чуть ли не на всех пальцах. Я только слышал, как она щебетала:" Женя, Женя...". Евгений Александрович что то ей отвечал, одновременно подписывая книги читателям. Очередь двигалась медленно. Я постоял и пошёл домой.