История любви

  Расплющенный глаз свисал на тонкой красной ниточке жилок. Хрусталик разбился, а склера растеклась по земле. Челюсть расколота пополам. С корнем вырванные от удара земным притяжением зубы, лежали рядом, беспорядочно разбросанные. Нос скосился в сторону, да так искусно, будто бы можно было подумать, что так и должно быть. Череп треснул, и среди густых каштановых волос, были видны широкие трещины. Из узоров этих трещин торчали  покрытые красной оболочкой  мозги, хлюпкие и вязкие. Было обезображено только лицо, остальное в порядке. Я потрогал руку. Еще теплая. В том, что она мертва и сомнений не вызывало – редко кто переживет падение с пятнадцатого этажа. Жалко её. Только недавно мозг думал свои тяжкие думы, глаза со страхом смотрели вниз, но руки несмотря ни на что отпустили бортик на крыше. И вот она здесь. Несколько минут назад такая красивая, чуткая, нежная, а теперь мертвая. Я её особо-то и не знал. Соседская девчонка, обычная. Любила по ночам посидеть со своими друзьями-неформалами во дворе, ходила в школу, курила, причем как помню, тайком, вечно озираясь. Выходил в подъезд, а она сигарету прятала, и глаза прятала тоже, словно виновата. Никто и внимания не обратил на эту девчонку на крыше. Что ее толкнуло на такой радикальный шаг? Несчастная любовь? Родительское безразличие? Сверстники?  Бессмыслие бытия?  Не знаю, но все может быть, а если углубиться в софистику, то тем более.
  Я увидел её слишком поздно. В тот момент, когда она уже отпускала руки, со страхом, боязнью, неуверенно и с надеждой, что кто-нибудь, да придет в последний момент. Она разжала свои тоненькие пальчики и полетела. Она упала в глухую чащобу палисадника, под нашим домом, куда редко кто ходит. Пулей я устремился туда и увидел это. Не было слышно ни криков, ни воплей, ни звуков сирен скорой помощи или полиции. Вот так она погибла, никому не нужная. Бедная девочка. Прелестная девочка. Красивая. С кожей как бархат.
  И что же мне с ней делать? Я хотел кого-нибудь позвать на помощь или позвонить в соответствующие службы, но почему-то не хотелось говорить ни слова, ни тем более набирать заветный номер. Не хотел я и становиться свидетелем, сообщать о смерти ее родителям, видеть их слезы и горе, всю оставшуюся жизнь ощущать вину за то, что не спас их чадо, а может и ловить их укоризненный взгляд и проклятия в спину. Уйти я тоже не мог - это молодое трепетное хрупкое тело так привлекало меня, этот образ, застывший во времени. По сути, она навсегда останется такой, а мой взгляд он как фотоаппарат - навсегда оставил в под корках сознания её искалеченный портрет. У меня появилась пара идей, но от их мерзости, удивившись тому, что родила моя фантазия, я отпрянул от неё и все же убежал домой.
  Я удирал молниеносно, регулярно оглядываясь, боялся, что чей-нибудь чуткий взор застукал меня за этим. Едва попав в дверной замок, я открыл дверь. Быстрее скорости ветра я ее захлопнул за собой. Дыхание было частое, сердце колотилось в бешеном оживленном вальсе, губы пересохли, а под ложечкой засосало. Не разувшись и не скинув одежду, я ходил по квартире из комнаты в комнату, словно маятник, туда-сюда, повторяя каждым шагом движение в колебательном цикле. Внутри меня было словно два человека. Один потворствовал моему желанию, другой пытался вразумить:
- Ты не можешь этого сделать, это претит всем законам морали и здравого смысла. Зачем тебе все это? Неужели нужно пойти на поводу своим желаниям?
- Живем один раз. Рискни, черт тебя дери. Неужели ты не  можешь хоть раз сделать что-то вопреки своим мыслям и наставлениям? Просто сделать и не переживать.
  Они спорили так по кругу, вслед за моими движениями. Пока я шел с комнаты на кухню говорил один, когда я шел с кухни в комнату говорил другой. Так я проходил часа три к ряду. Решил, что пойду на место ближе к ночи, когда на улице уже никого не будет, а там я решу, что делать. Если она исчезнет, то и ладно, если нет, то будь, что будет.
 Наступил вечер. Холодный и зябкий. Сумрак. Солнце село еще пару часов назад. На улице почти никого нет, а если и мелькнет какая тень, то это будет редкий прохожий вдалеке, которому без разницы, ночной лазутчик, шаркающий по улице на периферии.  Я прикрыл лицо капюшоном и ссутулился, аккуратно шел до палисадника, регулярно оглядываясь, словно хищник на охоте. Сомнения все так же терзали меня, но неведомая мной сила тянула меня туда, все сильнее с каждым шагом. Чем я был ближе, тем меньше терпения у меня оставалось.
  Она все также лежала мертвенно-бледная, сливающаяся в унисон с лунным светом. Бледная и прекрасная как русалка, если конечно забыть про искалеченную голову. Глаз её утащили собаки, кровь запеклась, а зубы покрылись легким слоем пыли. Хорошо, что мух не было, ибо погода была прохладная для них. На дворе апрель месяц, как-никак. А так вроде цела. Какое прекрасное тело, до сих пор сохранившее тонкий аромат духов. Я был опьянен этим молодым созданием. Я понимал, что сейчас она принадлежит только мне. Она только моя тайна и больше ничья. И даже мучившие сомнения уже не могли остановить мои дьявольские намерения.
  Дрожащими руками я взял ее нежную грудь. И словно молния наэлектризовала меня. Я окончательно осознал свою безнаказанность.  Пальчиком я скользнул по детскому животику и дальше. Аккуратно снял с нее синенькие трусики. Боженьки, какое ледяное лоно.
  Все произошло быстро, словно и не было ничего. Хорошая девочка. Она умерла девственницей, но теперь она не невинна. Её теперь принадлежит только мне и больше никому.  Изучая вновь ее тело, я понял, что не хочу расставаться с ней.  Она моя и больше ничья. Заберу прелестницу домой. Оправившись, сбегал домой и забрал толстое одеяло, в которое ласково завернул её, чтобы она больше ничего не повредила.
  Уснул с ней в обнимку. Предварительно я ее обмыл, одел в свою футболку и шортики. Голову обмотал полотенцем, чтобы скрыть ее обезображенный лик. Теперь она точно полностью моя. Пока смерть не разлучит нас. Ха. Она нас связала.
  Перед работой еще раз помиловался с моею зазнобой. Аккуратненько её уложил и ушел. Когда вернулся все так же лежала. На секунду мне показалось, что все же она вставала и ходила по квартире. Но, похоже, это мои параноидальные бредни и не более. А вот что было реально. Эти пятна. Синюшные, большие, на пол тела. Принцесса моя, что же с тобой сделалось? Я видимо в потёмках этого не заметил. Ужас. Умные книги сказали, что это трупные пятна. Как я сам не догадался? Неведомо.
  Следующие пять дней прошли как в раю. Мы были постоянно вместе. Я говорил с ней и показывал свою коллекцию марок, (таки да, я филателист) я рисовал ее и фотографировал и в перерывах мы предавались любви. Прекрасные дни безрассудства. Мой медовый месяц, длившийся так коротко. За удовольствие приходится расплачиваться, но даже, несмотря на это я бы снова все повторил, лишь бы вновь ощутить те чувства, что переполняли нас тогда.
 Наутро пятого дня, я проснулся от мерзкого сладковатого запаха гнили. Аромат был рядом и исходил он от нее. Я открыл все форточки, чтобы выветрить это. Но не помогало. Наоборот соседи начали перешептываться между собой, и сквозь тонкие половицы и стены я слушал о том, мол что за вонь исходит из тридцать восьмой. Это вопрос прямо задала мне старуха с квартиры слева.
- Ты чем там занимаешься, сосед, почему такая вонища?
- Это я Ефросинья Михайловна тараканов травлю, вы уж извините за беспокойство, уж не хотел обижать вас и доставлять вам неудобство. – И только старая перечница смотрела на меня инквизиторским взглядом, как тут же я отводил наш диалог в другую сторону. – А как ваши внуки? Младшенький уже в школу пошел?
И старуха добрела, забывала предмет нашего разговора и  начала увлеченно рассказывать про Алешеньку и предлагала попробовать пирожки свежие, которые она напекла. Я вежливо отказывался и шел по своим делам.
  Так я потихоньку задабривал и замыливал взгляды и мысли моих простодушных соседей. Они представляли меня божьим одуванчиком, спокойным парнем, они видели маску, но не знали, что скрывается за ней. То, что, творилось у меня, им представить и понять было невозможно, но я и не искал одобрения, я понимал, что являюсь больным человеком, но ничего со своей страстью и желанием поделать не мог, как и не могло ничего поделать время с этим. Еще через двенадцать дней произошел случай. Я как обычно проснулся и полез к ней для своей утренней дозы сладкого удовольствия, к запаху я уже привык. А вот к тому, что произошло дальше, я не  привык и привыкнуть не мог. В порыве страсти я схватил ее за грудь. И знаете что? Я оторвал её.
  Вонь усилилась в разы. Она шла прям из нутра, из обнажившихся рёбер, из темных глубин её молодого покалеченного тела. Меня вырвало прям на неё. Я слез с трупа. И меня снова вырвало. На моем пенисе красовались трупные личинки, белые мясистые черви, которые уже похоже вовсю глодали её внутренности, ну и в том числе её матку. А теперь они ползали по моему самому сокровенному. Я побежал в ванну, где скидывал с себя личинок и кричал. Было мерзко. Нет, дальше так продолжать нельзя.
  Я похоронил её на пустыре, за пару километров до дома глубокой ночью. Вынес я её по кускам, предварительно дома разрубив тело, хладнокровно и отринув все мысли. Я копал яму метр на полтора. Копал часа полтора, сильно вспотев от такой работы. Закинул мешки на дно ямы. И начал засыпать. Даже прощаться не стал, иначе бы меня нахлынули тонны эмоций, и я не смог бы справиться с этим.
  Я проснулся от ощущения того, что меня кто-то обнимает. Поворачиваюсь. Это она.
- Доброе утро, любимый. Как спалось?
На меня смотрел её искалеченный лик. Безглазый лик, разбитый в мясо. Она пыталась улыбнуться. Но то что было передо мной сложно было назвать улыбкой.
- Хочешь меня еще раз? Тебе же это так нравилось.
Я молниеносно вылетел из кровати. Она все еще лежала на постели.
- Ну, иди ко мне, мой милый. Давай, понежимся. Нам осталось так немного времени вместе.
 В дверь начали долбить.
- Откройте, полиция. Мы знаем, что вы сделали, сдавайтесь и мы вам не причиним вреда.
Шум и гам - одним словом. Все, что меня ждало, так это тюрьма, преследование с её стороны, до моей самой смерти. Мучащая совесть, напоминание о том, что было. Но повторяю снова. Я бы все сделал точно также.
  Я открыл окно и увидел просторный пейзаж с десятого этажа. Я закрыл глаза и прыгнул.