Монашка Элли
Душа с молитвою из уст выходит вон,
Мол, обольстителем был дух из Преисподней
— Её возлюбленный владеет волшебством.
Он говорил:
— Никто об этом не узнает,
Чем наши чувства клясть, ты их благослови.
И если даже та любовь - любовь земная,
Ответь, что может быть ужасного в любви?
И восставали снова страстные виденья,
Спадал от их тепла с окошек потных лёд:
— Не искушай меня, молю, грехопаденьем,
Ты знаешь, милый: сладок твой запретный плод.
Друг с другом их тела настолько быть хотели,
Он так блаженством душу девы бередил,
Что убегала в тёмный лес молиться Элли,
Храня распятие на трепетной груди.
Но серебро креста спасти её не в силе,
Могла дать силы только вера этой мисс,
И бедолага веры пламенной просила,
А небеса молчали скупо, глядя вниз.
— Вот видишь, тишь одна - ответ на наши чувства,
Сам Бог молчанием благословляет нас.
Хотя, возможно, нет Его - на небе пусто,
И, значит, воля Божья людям не указ?
— Что ты такое говоришь? Он просто занят,
Ведь нужно каждому минуту уделить.
Покуда веруем в Него - пребудет с нами,
А по иному, друг мой, и не может быть.
В ответ он ей ворчал:
— О, как сие похвально.
Ты веришь искренне, но, думаю, что Бог
Не хочет, чтобы дочь его была печальна.
Иль я неправ? А коль неправ, то Он - жесток?
Затем на ушко ей шептал о непристойном,
Она ему:
— Не надо, —
он же - громко ей:
— Ужели чувства наши гибели достойны,
Но, если так, не я - сама любовь убей.
— Не мучь меня! Не мучь нахлынувшим соблазном!
Я знаю, что - любовь, а что такое страсть.
И спутать их в пылу отнюдь небезопасно.
Боюсь, как ты, мой милый друг, во мрак упасть.
— Не веришь мне, — ей про себя, — тогда исчезну! —
И в лес Геральд ушёл на несколько недель.
Но, что ни делал, бедный, было бесполезно:
Не помогали ни изгнание, ни эль.
И проклял северных богов - лесных и горных,
И дару своему кричал:
— Прощай навек! —
Казалось, что друид погибнет очень скоро,
Костьми полярной ночью вмёрзнув в рыхлый снег.
Но что ему его телесные невзгоды,
Когда внутри ожог пылал, как от огня.
В пути в лесах встречал на юг идущих готов:
— На Рим кочуйте, братья, только - без меня.
Затем вернулся к ней, мол, очень долго думал
И понял многое. Себя я изменил, —
И, посмотревши на распятие угрюмо,
Изрёк: "Лишь Иисус будь Богом над людьми".
Крестился вскоре, делал всё как было надо:
— Теперь мы можем быть с тобою в сей любви?
— Теперь могу любить - любить тебя, как брата.
И ты - коль ты мне брат, любовью той живи.
Как бы кольнуло сердце:
— Не посмей заплакать, —
И только после слёзы горя вышли вон.
Он долго мучился, и в мартовскую слякоть
Его нашли, взглянув на монастырский клён.
Глядел мертвец, болтаясь тихо на верёвке,
Себе под ноги, где блестел нательный крест.
И стало людям всем мучительно неловко:
— Самоубийцею ведь был слуга Небес.
Узнав об этом, махом Эллисон рассудка
Лишилась, сжав до ран и крови крест в руке.
Видать, Любви с любовью очень злая шутка
Была устроена, но для чего и кем?
Быть может, силы Тьмы и Зла сего хотели?
Как знать. Одно смягчало оную беду:
Почти не плакала столь праведная Элли,
Молчала только, горько глядя в пустоту.
Лишь иногда её блаженная улыбка
Являлась в мир сей сквозь безумство на устах...
Была ли праведность её - её ошибкой
Мы, как ни бейтесь, не узнаем никогда.
28 мая 2009 02:30
Редакция:
4 декабря 15:05 2016
Свидетельство о публикации №116120405871