Каменные зеркала

Издательский дом "Лига" Коломна 2017


Жертва доброму гению
Джузеппе Фиорелли


ПЕПЕЛ

В Отчизне голос Прошлого не слышен.
Но в нашей дряхлой полу-Византии
вскипают кружевами волны вишен,
захлёстывая главы золотые;

и золотом узорным воздух вышит,
грохочет под землёй Вулкан-вития,
Помпеи пепел валится на крыши,
на чёрный газ, на храмины святые.

И мы с тобой в бесовской гари смога
с пустой душой – без чувства и без Бога
в весеннюю вступаем круговерть…

Ты даришь мне отравленную розу.
Твоё вино таит свинцовый отзвук
и в кубке губ забвеньем веет – смерть.



ВИДЕНИЕ

Помпея-девочка, уст усмешкой
зачем влечёшь – неземная гостья?
Зачем играешь безгрешным блеском
очей, и смешной наготой подростка?

Как будто с каменной занавески
глядишь со стены, сквозь дыханье воска…
Но только осыпалась пылью фреска;
осталась лишь красок седая горстка,

да смех очей твоих виноградных,
да шум туники твоей нарядной,
и око ворот, и полей приволье,

и глиняной лампы ночная копоть,
и этот шёпот, весёлый шёпот,
пронзающий сердце внезапной болью!



СЛЕПКИ

Он закрывает обрывком тоги
смертную бледность её чела;
кровля последняя – плащ убогий…
Пепел и мгла!

Зыбятся каменные тела:
«Нашу семью одолели боги»…
Коконом чёрным легла зола;
оттиск агонии – Тьмы чертоги.

Сердце трепещет сквозь камни лет,
плоти истлевшей встречая след –
слепок, залитый в кору земную.

Ужас повторного бытия:
словно бы это не он, а я
спрятал свою родную.



В ДОЛИНЕ

Мрак темнее, чем безлунной ночью,
все бегут из города толпою;
только Небо чёрное грохочет
среди воплей ужаса и воя.

Кто-то горько стонет: «Боги, боги!»,
и кричат потерянные дети;
а в ответ, в отчаянье и злобе:
«Что зовёте?! Нет богов на свете!»

Больше нет Кампании счастливой:
только жара адские разливы…

И Танатос царствует в долине,
в море ветром пепельным плеская!
Падает на землю старый Плиний,
в ядовитой гари задыхаясь…



ТАНЕЦ МЁРТВОЙ

Она танцует снова. Старый форум
лежит пред нею каменной страницей;
легко туника детская струится
и песенка несётся над простором

самнитских плит. И словно бы с укором
взирают статуй мраморные лица;
а девочка всё так же веселится
и прядки вьются вихрем в танце скором.

Кружится тень – пророчицею мёртвой
на поле травертиновом, истёртом,
и в воздухе круги перстами чертит.

И звонким колокольчиком весёлым
на форуме пустом, на камне голом
она поёт о смерти, смерти, смерти!..



ГОРОД

Форум и Арка, термы и перистили,
лавки, таберны, полные пряным жаром,
храмы, дома и фрески в помпейском стиле,
камни на перекрёстках и лупанары.

Фаллосы-амулеты за каждой дверью:
в атриумах, в лачугах, в чаду пекарен,
даже на улице ими обход промерен,
знак плодородья – в садах, и во тьме – в амбаре.

Древние лары в алтариках прячут лица;
маленький храм Исиды в углу косится,
смуглой вечерней тенью чужого Нила.

Странно сверкнёт на камне в закатном блеске
тонкой иголкою – бронза булавки детской,
что по дороге – насмешница обронила.



КАССИЯ

Там, где у входа, мозаикой сложено: «Здравствуй»,
там, где в конце анфилады парит перистиль,
там, где лукаво смеются со стен театральные маски,
там, где в бассейне из мрамора – пляшет сатир.

Пепельной тенью хозяйка идёт безучастно
тихо ступая на смальту, на пёстрый настил
словно бы ищет своих драгоценностей связки,
вместе с печатью семейной – но след их простыл.

Змейки – златой – затуманились глазки-рубины;
вместе с хозяйкой сойдя в потайные глубины,
с Кассией вместе сокрыта в забвенье и тлен.

Кассия ищет красу, что во прах разметалась –
тщетно!.. И смотрит она вдоль ограбленной залы,
пепельной тенью на каменном зеркале стен…



БИТВА ПРИ ИССЕ

Скрестились копья! Бой при переправе;
и эллины одерживают верх:
прорвался страшный персам Искандер
и правит бой на славном Быкоглаве.

Спасайся, Дарий! Враг тебя поверг,
фалангой землю Азии кровавя!
…В полу экседры, в каменной оправе
цветной узор из камешков-тессер, –

резной рисунок мастера мозаик…
 – Но вновь идут, поверженных терзая,
окованные бронзой боги битв!

И снова закипает бой при Иссе,
и Персия хрипит в небесной выси,
как ствол сухой, что молнией разбит.



БОМБЫ

Город заплёван кровавой рвотой,
в сердце – свинцовый тромб…
…Американские самолёты –
чёрные рыла бомб –

прямо на мрамор немого града –
рёвом безмозглым, железным градом,

прямо на росписи Дома Фавна,
прямо на стены со снятой кожей –
чёрной бензиновою отравой,
рёвом огня, сатанинской дрожью.

Шёпот сокровищ, седая роскошь,
Времени ветхий дождь –
втоптаны в пыль солдатнёю пошлой,
мясом тупых подошв.



БОГИНЯ ВОДЫ

О, если б мне коснуться этих журчащих прядей,
этой прохладной кожи, тонких твоих перстов,
этой прозрачной плоти, прядающей в ограде
каменной башни – даже чашею стать готов!

Я позабыл бы волю струйного плена ради,
плавал бы тёмной тенью в сети речных цветов…
Как я хотел бы ведать в лёгкой твоей прохладе
зыбкий и льдистый говор влажных ночных оков!

Тайной манят бассейны, мраморные нимфеи;
льются в свинцовых трубах, в пёстрых фонтанах веют
звонкие капли – всюду голос воды разлит.

…Сон оборвётся нитью, пепельным ветром сгинет!
Город навек оставлен, Город забыт богиней;
только лишь призрак шепчет пылью горячих плит.



ХРАМ ВЕНЕРЫ

Счастьем отмечен, исполнен веры,
Люций Корнелий Сулла
выстроил мраморный храм Венеры
в год, как война минула.

Но, когда времени вышла мера –
родов подземных гулы
сдвинули камни базальтом серым
к людям, от страха снулым.

Знал ли покрытый паршой диктатор,
что его стройке придёт расплата?
Только руина стоит над склоном.

Вход лишь остался в глубинной стыни
словно зловещей земной богини
тёмное лоно.



ДОМ ХИРУРГА

Тянет безрассудная подруга,
манит за собой в рассветной хмари,
к башне Геркуланской – в Дом Хирурга,
что в углу – на Виа Консоларе.

Страшные приборы! – взоры бросьте:
скальпели, пила, резак для кости…

А на фреске – врач, что у Энея
из бедра стрелу, кряхтя, изводит,
сын Асканий хнычет и немеет,
и Венера нежная – в тревоге.

О, не плачь, взволнованный Асканий,
не грустите, воины из Трои,
ваше горе что? – всего лишь камень,
Город из которого построен.


ФЛОРА

Флора уходит из ветхой фрески,
в сказочном зеркале зелень вьётся:
трепетно, как ветерок нерезкий –
тихо уходит, не обернётся;

в чистый Элизий, к безгрешным душам
шагом неслышимым и воздушным...

Всё: поворот лебединой шеи,
прелесть причёски, цветков касанье,
складки одежды, что утром веют,
нежностью красок, латинской ранью –

всё это Орку она оставит,
духам нездешним, иной природе…
Из опустелого камня Стабий
Флора уходит.



ХЛЕБ

Город снова грезится и снится –
ты куда, смешная озорница?

Вывеска торчит: «Пекарня Приска»,
жар печной пылает недалёко,
и стекает с мельничного диска
белая мука – седым потоком;

и хрипят рабы за жерновами,
и подходит пышная опара…
А хозяин льстивыми словами
зазывает в зал прохожих пару.

 – Что смеёшься, дерзкая девчонка,
призракам кивая на потребу?
…Там, в печи, за мёртвою заслонкой
каменеют брошенные хлебы.



БАЗИЛИКА

Форума стихает шум и зной
в холоде нарядной Базилики,
прячутся за мраморной стеной
солнца заколдованные блики.

Нудные чиновные ряды
вяжут пересуды и суды…

Но кампанцев каверзный народ,
вынеся судебную скучищу,
стилосы точёные берёт:
гадкие стишки по стенам пишет.

Лишь один в сердцах отводит душу,
прочитав немыслимую брань:
«Странно мне, стена, как ты не рухнешь,
взявши на себя такую дрянь!»



ВИЛЛА МИСТЕРИЙ

В руках ребёнка развёрнут свиток,
плоды готовят к заветной жертве;
седые кубки вином налиты –
багряной влагой, огнём бессмертья.

И светятся голых красавиц тени
беззвучной музыкою движений.

Шумящим покровом топорщит перья
младая дева – крылатый даймон;
в ногах подруги, в тугой портьере
другая дева в ночи рыдает.

Силен мурлыкает на сиринге,
а рядом – Эакх разливает благость…
Читая фрески немую книгу,
секретным ходом проходит Август.



НАДПИСИ

Стены полны воплей непотребных:
«Все за Амплиата станем кругом!»
«В эдилы – Полибий, славный хлебник!»
«Амплиат Педания – ворюга!»

«Всем девчонкам разобью сердечки!»
«Прочь, бездельник!» «Что ещё за речи?»

«Я – твоя; отдамся за два асса».
«На арене – травля будет скоро».
Праведный еврей добавил надпись:
«Это край Содома и Гоморры!»

И, конечно, сразу напророчил:
славный город в пламени истаял!..
…Девочка проходит лунной ночью
тихо – письма призраков читая.



САДЫ

За мраморной корою зданий,
за мраком полутёмных сеней
дворы украшены садами
из нарисованных растений.

Они и на зиму не вянут
всё так же свежи и прекрасны...
…Но не будите их поляны
своей тревогою напрасной.

Ведь их раскопами открыли:
они исчезли, стали пылью!

Их листьев трепетные поры
достались холоду и зною…
И тлеет красок ветхий ворох
под опустевшею стеною.



ТЕАТР

Опять меня сквозь сон девчонка тащит
вдоль улочек досуга и разврата –
глазеть на разрисованные чащи,
харчевен полотняные раскаты.

А впереди – громадина Театра
аркады раскалённые таращит,
и на арене знойной – гладиатор
сверкает, словно Марс – мечом блестящим.

Пыхтят вдвоём – красиво и кроваво,
чтоб зрителей орущая орава
помиловала их – двоих – в итоге.

Блестят на солнце бронзовые латы!
И уж готовы страстные фанаты
порвать врагам хитоны их и тоги.



ДОРОГА ГРОБНИЦ

Куда ты – шалая озорница?
Пора дорогой идти старинной?
Путём Плутона и Прозерпины,
где строй надгробий вокруг теснится?

Нездешней песней щебечут птицы,
и спрятан прах драгоценной глиной…
А тени – бродят среди долины,
Вулкану бросив свои гробницы.

И снова толкается острый локоть:
в сандаликах мило по плитам шлёпать,
когда Помпея в гробу уснула.

Вином разведённым запив лепёшку,
она с подола сметает крошки
и на ухо шепчет стихи Катулла.



ТРАПЕЗА

«Днём всегда наесться невозможно;
но зато в ночи – огни пылают,
над жарким легко летает ножик,
на гостей взираю из угла я...

Полных чаш серебряная кожа
лоснится… А я – такая злая:
взрослые лежат на пышных ложах,
ну а дочку – в спальню отсылают.

Но, когда от зависти не спится,
мне рабы тайком несут гостинцы
от горящих жаром вкусных кухонь.

Самое большое развлеченье:
в спальне спрятать парочку печений,
чтобы дать потом покушать куклам».



КАМЕННЫЕ ЗЕРКАЛА

Старые краски по стенам тлеют,
сыплется Времени серый прах…
Людом не узнанная Помпея
прячется в каменных зеркалах.

По штукатурке гурьбою длинной
чудятся каменные картины…

И вереницей струятся мифы
словно в распахнутое окно,
там, где амурчики давят лихо
гроздьями – каменное вино.

Там, где как будто тростинкой тонкой,
милая тень в глубине прошлась…
Из-за кулисы глядит девчонка
с юным бесстыдством невинных глаз.



ЗАКЛЯТИЕ

«Сегодня ваши стылые мусеи
наполнены ворованною бронзой,
и только толпы варваров глазеют
на фрески и серебряные лозы,

на зерни драгоценные мозаик…
Затмите, боги, жадные глаза их,

замкните рты, не знавшие латыни
засыпьте их горящими горами!
Пускай вернутся клады и святыни,
и ладан заклубится в каждом храме!

Или хотя бы призраки верните –
родных вещей затерянные души!..
И выпрямятся уличные нити,
и тени оживут – моих игрушек…»



ВОЗВРАЩЕНИЕ

Если покровы картин – из украденных красок,
если  искусства идут – из отрытых могил –
что удивляться теперь ядовитою лаской,
нетопыриной вознёй заколдованных крыл?

Выброшен памятный прах из украшенной урны –
так не дивись, что из мрака является гость,
страшною тёмною тенью встаёт на котурны,
пепла и тлена полна его чёрная горсть.

Чтобы развеять завесы загробных заклятий,
граду верните и перстни его и печати,
призраки фресок, и статуй повторенный строй.

Раны укройте целебною каменной кожей,
чтобы, восстав из забвения, заново ожил
смертью очерченный город за грозной Горой.