Воин освободитель

 
(посвящается Николаю Ивановичу Масалову, участнику Великой Отечественной войны, спасшему во время взятия Берлина немецкую девочку. Его подвиг лёг в основу сюжета известного монумента Воина-освободителя в Трептов-парке)

Огромный город в огневом кольце.
Полк справа шёл к холодным водам Шпрее.
Старался каждый дел творить в конце,
Чтоб уж закончить этот бой скорее.
Там каждый воин храбростью блистал.
У Николая Масалова тоже
Такое рвенье, но полк резко встал.
Огонь врага сплошной, на ад похоже!
Большая площадь, а за ней канал
В асфальте всюду невидимки - мины,
Сердца все бьются, близится финал,
Преграды всюду рушатся в руины.
Все знали, скоро главный бастион!
Сильнейший самый гарнизон столицы!
По Шпрее плыли и со всех сторон
Ложились вмиг у огневой границы.

А до атаки в несколько минут,
Установилась тишь, увы, тревожно,
И вдруг, из-под земли, почти что тут,
Ребёнка плач, ну слушать невозможно!
Звучали там подряд одни слова,
Призывно, глухо: «Муттер, муттер, муттер…».
У Масалова кругом голова,
Он лоб от пота гимнастёркой вытер.
Ведь раньше всех он голос уловил.
Позвал под знамя, пару ассистентов.
Рванулся в штаб, его остановил
Сам генерал вблизи апартаментов.
«Товарищ генерал, ребёнок там!
Я знаю где, спасу, вернусь обратно.
Ну, разрешите! Вниз я, по кустам,
Ну, не поймите вы меня превратно!»

И генерал сказал: «Только вернись!
Последний бой, солдат, нам выжить нужно!
Давай вперёд! Да посильней пригнись!
И пусть огнём тебя прикроют дружно!»
Сказав спасибо, бросился солдат
На площадь прямо, в сторону канала.
В руках один лишь только автомат,
А в голове все радости финала.
Свистели пули проливным дождём,
И били залпом непрерывным пушки,
Но он твердил: «Враг будет побеждён!»
Хоть холод шёл до пяток от макушки.
Он полз, минуя мины, бугорки,
Ощупав быстро трещины асфальта,
И вот канал, что слева от реки,
Там слышен голос нежный, ниже альта.

А смерть вверху, и снизу, и с боков.
И негде даже на минутку скрыться.
Но в нём смекалка, дух сибиряков,
Не допускают в схватках посрамиться.
В воронку прыгнул, побывал в воде,
Ну, как в сибирской речке Барандатке,
А пулемёты бьют, искрит везде,
Но надо выжить в этой жуткой схватке!
Вот он мелькнул в момент за парапет,
Успел под мост под пулями скатиться,
Он генералу с Богом дал обет,
А значит, случай смертный не случится!
Вновь под мостом заплакала она,
И Николай увидел: с мёртвой мамой
Сидит трёх лет, девчоночка, одна,
В одежде, мокрой, у воды у самой.

Он взял её и заорал своим:
«Вон пулемёт! Ему, заткните глотку!
С ребёнком я! За сваями стоим!
Да приготовьте, чтоб согреться, водку!»
И полк бабахнул всею мощью в дом!
Изо всего и в каждое оконце,
И немцы там ослепли, дело в том,
Что из-за зданий в них сверкнуло солнце.
А Николай поднялся и пошёл,
От пуль ребёнка, прикрывая телом.
Был в ногу ранен, но к своим дошёл,
Отдал комбату и занялся делом.
Хотели немцам мирным передать,
Дома в округе обежали – пусто.
Нигде немецких граждан не видать,
Хотя дома стояли очень густо.
И началась артподготовка вмиг,
За ней фронты враз двинулись в атаку!
Сражались все, хоть повар, хоть комбриг.
Все шли, про смерть не думая, к рейхстагу.
Везде гремели адские бои,
И Масалов у знамени держался,
Звал бытом тихим подвиги свои,
Зато Вучетич: «Кто и как сражался?» –
Просил сказать, подыскивал типаж.
Всё по заданью фронтовой газеты.
И Масалов в мозгах, как важный паж
Ребёнка стиснув – память для планеты.
Сказал: «Готовим значимый плакат!
Он посвященный будет Дню Победы!
Фашизм повергнут, близится закат!
Все канут в Лету наши с вами беды!

Вучетич-скульптор думал много дней.
Великий Сталин и черты Европы,
Он властелин, он великан над ней,
Она подмята, а внизу холопы!
И этот образ, просиял уже.
Какой же лучше? На века работа!
Вон тот, вот этот! Два живут в душе!
И днём и ночью сердце жжет забота.
Решился всё же, дать эскиза два:
Великий Сталин и солдат с ребёнком.
Работал долго, вылепил едва,
А слух пошёл уж о заказе громком.
Пришла пора продемонстрировать
Под люстры ставит оба им проекта.
Завязки снял ну чтобы открывать.
Пергамент сдёрнул с первого объекта!
Блистал серьёзный монумент вождя!
Не меньше метра, с видом властелина!
Друг перед другом, словно два гвоздя!
И Сталин молвил: «Этот для Берлина? –
Направил трубку мундштуком в упор: –
Не надоел вам, что ль старик с усами?
О, сколько их слепили до сих пор?
Подумать только! Посчитайте сами!»
Кто-то вступился: «Это лишь эскиз».
«Автор контужен? Речи что ль лишённый?!» –
Взглянул надменно, словно сверху вниз,
И тот затих, как будто отрешённый.
К эскизам Сталин устремил всех вновь.
«А это что? Немедленно откройте!»
Вучетич сдёрнул, воссияла новь –
И замер Сталин, прошептал: «Постойте».

Он обошёл, солдата осмотрел,
Подумал малость, скупо улыбнулся.
В глаза на всех с любовью посмотрел
И к белокурой девочке нагнулся.
А, отойдя, сказал: «Вот это мы
Поставим в центре города Берлина,
Но в руку нужен символ старины,
Так скажем, меч огромный, как в былинах!
Им русский воин свастику рассек
И опустил. За ним весь мир спасённый!
Он не поднимет этот символ ввек,
Пока не будет снова оскорбленный!
И горе тем, кто вновь богатыря
Встревожит, меч возьмёт он с булавою,
Ведь мы поставим там его не зря,
А чтоб Европе мыслить головою!»

И вот в Берлине, в Трептов-парке все
Снесли платаны, кустики, помимо
Убрали всё, на каждой полосе,
Со всех сторон, чтоб стало обозримо.
И вырыт был глубокий котлован,
В него свезли солдатские останки,
Так из костей смонтировав курган,
Землёй накрыли, укатали танки.
И возвели огромный пьедестал,
На пьедестале памятник из бронзы.
Пред миром гордо с девочкой предстал
Герой Сибири! Праведный и Грозный!
Свершив во славу подвиг добрых мер,
Грядущим людям, воинам в пример!

октябрь 2016 г., Павел Кислов