Могилев-Подольский
каждый март и выходит на узкие улицы...
Лето жаркое, слякотны зимы,
невысокие желтые горы сутулятся,
и торговки базарные неотразимы.
И сады, и сады, и сады, и сады,
и могилы, могилы у самого сада,
и окопы – морщины военной страды,
и солдат однорукий дымит самосадом...
Над рекою висит охраняемый мост.
Ночью: «Стой, кто идет!» и бряцанье затвора.
Днем процессия длинная тянется в гору
– вновь кого-то несут на погост.
Инвалидных тележек скрежещущий гром
по неровностям серой брусчатки...
И нужда. И к нужде приспособленный дом,
и надежда на жизнь – в кукурузном початке...
И зеркальные лужи, что после дождя
на полу засверкали озерною гладью,
и красивая мама над школьной тетрадью, -
«Не топчись! Я сейчас. Я чуть-чуть погодя...»
И красивый портрет над сиянием луж.
Он кому-то опять приглянулся:
- Детка, кто это? - Это наш муж.
Он пока что с войны не вернулся.
И – игра! И обносит сады детвора,
обманув сторожей лопоухих,
и святое соседское братство двора,
пережившее все голодухи...
И сирень, и сирень, и сирень, и луна.
и базарных развалов воскресная манна...
И последний биндюжник, пьянее вина,
предпоследнюю лошадь бичующий спьяну.
Город с желтой звездо,
ты уже никогда не увидишь,
как на улице нищей и вечно к отъезду готовой,
доживает свой век бородатый таинственный идиш,
братски смешанный с нежной украинской мовой.
- Светлана Огрызько
Свидетельство о публикации №116120310214