Функция Лапласа

warning: диссертация по философии 

***
— Насколько это для тебя реально? — спросил он. 

— Разные уровни, о которых вы говорите... Да, для меня это реально, пожалуй. — ответила она медленно. 

— Скажи, а какое значение в твоём ответе имеет то, что ты верующая? Искренне веришь в Бога. 

— Вы хотите, чтобы я поверила вам без веры в Бога? 

— В принципе, да, — сказал он. 

— Ну, не знаю. Мне кажется, если б так можно было бы... все бы давно ... 

— Поверили в Бога, — закончил он за неё, и они рассмеялись. — Ты помнишь наш разговор о кошке? О кошках, если точнее? 

— Я не забываю ваши идеи.  

— Ты одна такая. То есть я хочу сказать: проблема как раз в том, что ты меня понимаешь. Как никто. 

— Проблема? — спросила она, наклоняясь к тетрадке. 

— Потом. Мне нужно, чтобы ты взглянула на всё моими глазами. Очень нужно. Я попробую? 

Она кивнула, едва заметно. 

— Спасибо, — поблагодарил он. — Итак. Я говорил, что нами управляют программы двух уровней. Слушай... — ему вдруг пришла в голову мысль. — А ты не могла бы продолжить.  

— Попробую. Уровень личного блага и — уровень вида. Блага вида. 

— Правда ведь — наглядно видны эти уровни?  

— Ну да, вы про львицу говорили, которая детёнышей из пожара лесного тащит. 

— Явное противоречие программ! Бежать — говорит программа первого уровня, и — спасать вид — вторая программа. 

Она подняла голову.

— А кошка, её поведение — ... 

— Ведь нет никаких препятствий увеличить количество уровней. 

Она поглядела ему прямо в глаза.

— Ещё чуть-чуть, и я вам поверю. 

— Это было бы здорово. Вид — множество. Замкнутое генами. И до сих пор все считали, что на этом множестве все известные нам программы заканчиваются. 

— Подождите, — остановила она его. — Но ведь инстинкты — как раз в генах, разве нет? 

— Это — точка зрения биолога, — обрадовался он. — Точка зрения математика совершенно другая. Другой язык. 

— Лучше? — улыбнулась она. 

— Да! — сказал он с энтузиазмом. 

— Кто бы сомневался. 

— Сейчас сама увидишь. Математика употребляет наиболее общие термины и понятия. И сразу всё встаёт на свои места. Не благо индивидуального организма, а структура, её строительство и развитие. Не благо вида, а другая структура, более крупная, включающая первую, как составную часть, её строительство и развитие. 

— Вы хотите сказать, что есть более крупные структуры, включающие вид, как составную часть, и для них есть свои инстинкты? 

— Всё правильно. 

— И кошка, демонстрирующая привязанность к человеку, подчиняется инстинктам... 

— Программам, — перебил он её.

— Так кошка подчиняется программам старшего уровня? Ух ты. Можно я её позову? Хочу убедиться. 

— Когда кошка идёт к человеку за лаской, — она этому подчиняется. И человек — этому же, когда к ней идёт. Уж человек — точно. 

— А питание не при чём? Ладно, не отвечайте, я соображу.

— Твоя Лаки ко мне вспрыгивает на колени — за кормом? 

— У вас взаимная симпатия. 

— Откуда она взялась? 

— Не знаю, — она пожала плечами. — Учёные объясняют, наверное. 

Снаружи зимняя московская позёмка последовательно заметала двор. 

— Да, объясняют, — сказал он. — Этологи. Самое логичное объяснение такое. Давным-давно кошка поселилась рядом с человеком. Постепенно естественный отбор отобрал наиболее ласковых. Они выжили. Научились давать нам то, что нам нужно. Из поколения в поколение передавались "урчащие гены". 

Она рассмеялась. 

— Получается, Лаки притворяется, что ли? 

— А ты как думаешь? 

— Надо подумать. Лаки, ты притворяешься? 

Она погладила зверька. 

— Так притворяется? — спросил он. — Естественный отбор — страшная сила. Чего угодно может отобрать. 

Она продолжала гладить. Лаки повернула голову и лизнула палец. 

— Нет, — сказала она. — Ну их, с их отбором. 

— Достаточно немного изменить угол зрения, и, действительно — ну. Предположим, кошки естественным отбором отобрались. А волки? 

— Какие волки? — удивилась она. 

— Джеклондоновские. 

— А-а. 

— Примеров межвидовой... любви — куча. И без всякого естественного отбора, которому нет времени развернуться. Просто кошки, в отличие от других животных у нас перед глазами. И, кстати, наиболее бескорыстны в своих привязанностях. 

— Да, это правда, — задумчиво сказала она. — Кормит один, а она к другому подлизывается. 

— Она может вообще не знать, кто её кормит. 

— Еда появляется в мисочке, — и всё. 

— Кстати! И на чём тогда основан естественный отбор? Дарвиновский, подчёркиваю, дарвиновский — на чём он основан?

— То есть он должен быть на шкурных интересах основан?

— Именно. У Дарвина выживание — во главу угла. Выживание вида. Одного вида, и ничего кроме.

— Ну, вот кошки и приспособились видом выживать.

— Примерно так и спорят со мной. Мол, в Сибирь хвостатых-полосатых завезли на взаимопомощи: они людей — от мышей, а люди их — от голода и холода. Друг без друга никак.

— И в чём подвох?

— Вот в этом. Зверьки демонстрируют универсальную привязанность к роду человеческому. А не персональную — к источнику пищи.

— А по Дарвину такой универсальной привязанности быть не может? Смотрите: этот Homo Sapiens не кормит, к другому подлижусь. Увеличивает шансы на выживаемость.

"Научил на свою голову ", — подумал он.

— Она не перестаёт "подлизываться", как ты говоришь, даже если её этот, данный человек не кормит. А человек не перестаёт её привечать, даже если она мышей не ловит. И не ловила. Никогда.

— Я уловила, кажется. Прямой связи между выживанием видов и их взаимной симпатией нет.

— Абсолютно. И это Дарвин, по-твоему?

— Предположим, нет. А что это тогда?

— Выживание. Только не видов по отдельности. А всех вместе. Другой уровень организации. Дарвину неизвестный.

— Точно?

— Как ты объяснишь, что именно детёнышей диких зверей можно приручить? 

— Стойте-стойте. Я, кажется, знаю. Так. У них видовой инстинкт ослаблен. 

— Если не отсутствует. Продолжение жизни своего вида — вот суть инстинкта. Если эта программа начинает работать в полную силу, остальные виды служат вспомогательными инструментами. 

— А если не в полную, то есть, пока нет её — видны другие программы. 

— Поэтому кастрированные кошки и коты значительно более ласковы. 

Она посмотрела ему прямо в глаза с уважением. 

— Вам нужно книжки писать. 

— Ещё немного осталось. Давай к людям перейдём. Как думаешь, оказывает ли на них какое-нибудь влияние Программа Старшего Уровня? 

— Я, так понимаю, вопрос риторический. 

— Отнюдь. Ты забыла, что современная наука вообще не признает никакие старшие программы и пытается всё вывести из инстинктов. 

— Да, забыла. Значит, нужно узнать, какое влияние оказывает на людей структури-ро-ва-ние нескольких видов. 

— Планетарное. 

— О-о. Даже планетарное есть? 

— А чего мелочиться. 

— Действительно. 

— Нет, я серьёзно. Планета — то, что видно. Явный уровень структурирования. Если мы попытаемся остановиться на классе млекопитающих — его не очень-то и видать. 

— Вы хотите сказать, что Лаки ко мне ластится из-за планетарного структурирования. 

— Она ведь часть планеты, правда? И программа, которую мы фиксируем в её поведении, точно не инстинкт видовой. Следовательно... 

— Ну хорошо, допустим. А люди... чего делают — по планете? 

Он замолчал. Потом встал и отошёл к окну, и снова снег ворвался в его поле зрения. Он был уверен, что она догадается. 

— Так чего они делают? — повернулся он к ней. — Как ты считаешь? 

Она опустила глаза к тетрадке, уголки губ поднялись. 

— Мы будем заниматься математикой? 

— Я продлю занятие, — ответил он. — Или не возьму денег. Мне это важнее. 

Она подняла голову. 

— Но МНЕ важнее математика.  

— Ладно-ладно, — он примирительно поднял руки. — У меня есть к тебе только один вопрос. Раз ты торопишь. Только ответить нужно честно, по первому импульсу. Хорошо? 

Она совсем погрузилась в тетрадь, и в том углу комнаты начали собираться тучи. Можно было различить, как проскакивают между ними молнии. 

— ...! — он назвал её по имени. Мы обязательно восполним всю твою математику.

Он понимал, что она догадывается. Он вдруг решил изменить формулировку. Буквально в последнюю секунду. 

— Согласна ли ты со мной, что любить можно по-разному. Можно — по видовой программе, а можно — по планетарной. Извини, нет времени оттачивать термины. 

Она поглядела на него. Колкое замечание так и вертелось у неё на языке, но она удержалась. 

— И что вы хотите сказать? 

— Как ты думаешь, в чём разница? 

Она повертела ручку в руках. 

— Наверное, есть. Вот для Лаки точно. 

— Представляешь, не только для неё. Именно эмоции являются связью программ. Ниткой, которая их сшивает. Глядя, как львица тащит в зубах львёнка, обходя тлеющий буш, а потом возвращается за вторым, мы желаем ей успеха. Изо всех сил. 

— Да, разумеется. Наши эмоции... 

— Проявление в нас Старшего Начала. Надвидового. В том числе или даже в первую очередь эмоции гендерных, межполовых отношений. То, что принято выводить из инстинкта продолжения рода, на самом деле может иметь корень в совершенно ином Начале. 

Она задумалась. Пытаясь уложить в сознании очевидную, и в то же время непривычную мысль. 

— Очень любопытно. Хотя, если со стороны веры в Бога взглянуть — всё понятно. Так Он — планетарное Начало? 

— Ты сама сообразишь. Сейчас хочу, чтобы ты поняла: эмоции всегда принадлежат тому или иному уровню организации, они его прямо обозначают. Структурирование чего имеет место.

— Ваше любимое слово. Вы какой-то вопрос хотели задать.   

— А вопрос очень простой, — он почувствовал, что момент настал. — Как ты считаешь, какие планы у Неба на нас?

— Подготовиться к экзамену по математике.

— Ммм... Наверное. Но, главное, Оно должно себя продолжать. В потомках. Старший Уровень говорит о том, кто, какая пара для Него желательна. Не прямо говорит — намекает.

Настала тишина. Он смотрел прямо на неё. Абсолютно серьёзно, словно объяснял задачу по математике. 

— Допуская такую возможность — на мгновение — что ты чувствуешь? Что ты слышишь? Я могу сказать, что слышу я. Осанну. Я никогда не слышал ничего подобного. Речь идёт о вероятности — это я тоже слышу. Но она — ослепительный свет. Никогда не видел ничего подобного. Это не то что бы города на Марсе... Вообще-то, это именно они.

— Вы вроде о планете говорили. 

— Бери выше. Ты полагаешь, на планете всё заканчивается? 

— А на чём всё заканчивается? 

Она подняла голову. Тучи начали медленно уходить. 

— На том, что мы видим. На Большой Структуре. На галактике. 

— Наши потомки должны заселить галактику? — она сказала это очень жёстко, почти смеясь. 

Он ответил одним словом. 

— Да. 

— Мне нужно выйти. 

И она ушла своим решительным шагом мастера спорта по художественной гимнастике. 

А он остался. 

Галактика зависла миражом прямо над раскрытой в задачнике функцией Лапласа. 

....................................... 

Наверное, это будет так, — в очередной раз прокручивал он варианты. 

Ему просто не приходило в голову задать себе вопрос: а каково её состояние? Предположим, она тоже имеет доступ — Туда, должна ли она тоже быть спокойна? Или... возможно, совсем наоборот? 

До занятия оставалось сорок минут. 

И в этот момент зазвонил сотовый. 

— Я заболела, — сказала она. — Пришла домой, у меня температура 37 и 5. Боюсь вас заразить. 

***

Продолжение: http://www.stihi.ru/2018/10/22/6041