Лоскутки-26 50 лет со дня рождения Н. М. Рубцова

В начале февраля 1986 года мне стало известно, что 11 февраля в Ленинграде в ЛГУ им. Жданова состоится научная конференция, посвящённая 50-летию со дня рождения поэта Николая Михайловича Рубцова. Конференция должна была состоятся в актовом зале в здании 12-ти Коллегий. Я работала на Биржевой улице в БАН (Библиотека Академии наук), что в трёх шагах от предполагаемого события. На 11 февраля я взяла отгул на работе, и в назначенный час вместе с другими посетителями вошла в актовый зал главного здания университета. Человеку, который сообщил мне об этом событии, давнему поклоннику Рубцова  и тоже присутствующему в зале, ещё раньше строго-настрого предупредила по телефону, чтобы ко мне  не приближался. Я решила так:" Если увижу кого-то из знакомых - ни с кем ни слова, ни звука." Я выбрала себе  в середине зала одно из крайних мест у самого прохода и села, напряжённо вслушиваясь в гул голосов начала действа. Зал был полон.
На сцену в Президиум поднялись два человека: писатель Виктор Астафьев и профессор ЛГУ Леонид Фёдорович Ершов. Объявили начало конференции. Начались выступления. Постепенно прояснялось сколько прибыло гостей из других волостей. Из Вологды присутствовали уже названный Виктор Петрович Астафьев с женой Марьей Семёновной Корякиной и секретарь Вологодского Союза писателей Александр Романов. Из Москвы писатель и литературный критик Вадим Кожинов и поэт Станислав Куняев. Не помню ни одного питерского поэта или писателя. Уж даже, как теперь считается, закадычного друга Николая поэта Глеба Горбовского, тоже не было. Все выступающие говорили о Рубцове, как о большом поэте, о народности его творчества, о множестве песен на его стихи. Кто -то даже критикнул восходящую звезду эстрады Валерия Леонтьева:" Мол, что вот этот Валерий Леонтьев сейчас поёт, кому это нужно? Разве это достойно русского человека? Одно кривлянье!" Не надо забывать, что это был 1986 год. Советская власть уже теряла под собой опору. Поэт Николай Рубцов вслух ещё не назван был великим.
Объявили антракт. Я встала и быстренько сбежала со второго этажа вниз. Первоначальное напряжение отпустило, было впечатление, что меня никто не замечает. Но окончательно расслабляться я не собиралась. Ещё и антракт не кончился, как я вернулась в зал. Когда возвращалась, то видела как в фойе у колонны Виктор Астафьев беседует с кем-то из посетителей. Я прошла мимо них. Но вот все возвращаются в зал. Мимо меня просеменила на коротеньких ножках Марья Семёновна в первые ряды. Но она не села на своё место. Она повернулась лицом к залу и вызывающе уставилась  на меня. Она испепеляла меня презрительным взглядом, она торжествовала. Во мне стала подниматься какая-то волна неприятия, она требовала ответного действия: " Вот сейчас встану и пойду к первым рядам. Уж я-то умею, я знаю как пройтись! Я посмотрю на эту старушонку! Небось, её эйфория улетучится!" Не знаю, не знаю как я сдержала себя.Всё во мне трепетало. Я просто отвела взгляд и не знаю сколько она ещё так  стояла. Конференция продолжалась. Но я уже не вслушивалась, что говорили.
В меня вселилась какая-то дерзость, уже не хотелось никого слушать, мне наоборот захотелось обратить на себя внимание. Мне казалось, что все уже знают кто я и только делают вид, что  не знают.  При выступлении какого-то оратора я встала и демонстративно вышла из зала. Я спустилась в раздевалку, чтобы взять из кармана шубы носовой платок, как будто чувствовала, что впереди будут слёзы.Недолго побыв внизу потихоньку поднимаюсь по лестнице. Вот уже осталось ступеньки три, вижу из дверей зала буквально вылетает Александр Романов. Но ведь антракта пока нет. Быстрым шагом он идёт прямо на меня. Я была на верхней ступеньке, когда подскочивший Романов неожиданно рявкнул мне в лицо. Я остановилась, как вкопанная. Ещё мгновенье,оборачиваюсь,смотрю вниз, а Романов уже спускается по нижнему пролёту лестницы, со ступеньки на ступеньку, выбрасывая вперёд то одну,то другую ногу, как будто танцует летку-еньку. Я стояла, ещё не осознавая, что могло случиться после нелепой выходки Романова. И как-то вдруг мне представилась такая картина: я машинально рукой отмахиваюсь от Романова, он не может устоять на ногах и скатывается вниз по лестнице. Потом, кто знает, что могло быть потом...
Я вошла в зал, села на место и больше уже не вставала до самого конца. Вскоре в зале погас свет и стало темно-темно, а на экране начался фильм о жизни Николая Рубцова. И тут я дала волю слезам.Всё моё тело сотрясалось от внезапных рыданий. Но я не могла, не должна, не имела права издать хоть какой-то звук. Вокруг были люди, их глаза, устремлённые на экран. Все внимали, слушали, я не могла им помешать. Но сама буквально задыхалась в пароксизме беззвучных рыданий. Беззвучные рыдания... Это нечто. Только раз в жизни испытала я это состояние. И не дай Бог никому это испытать.  От дикой боли хочется кричать, выть по-бабьи в голос, но нельзя! Нельзя!!! Коля! Коля! Какая мука...
Экран погас. В зале вспыхнул свет. Зарёванная, ни на кого не глядя, я сбежала вниз, в раздевалку. Одна из первых оделась, но не торопилась выйти за ворота. И вдруг в очереди за одеждой я опять увидела Романова. Наши взгляды встретились. Минуты две мы смотрели друг на друга, не отрываясь. Я - спокойно, он (может, мне показалось) - с восхищением. Но какое же может быть восхищение мной у Романова? Он ни словом не заступился за меня, он был первым беспощадным обвинителем. В то время он тоже секретарствовал. Когда всё в" шоколаде", то можно и похвалиться: - " У меня есть деньги и бл..и." А когда что-то случается неприятное, тем более смертельное с кем-то из подопечных, тут и срабатывает:-" Ах, как бы мне свой мундирчик не запачкать!" Но тут, может быть, он хотел со мной пообщаться? Ведь выбежал  он явно за мной. Тогда, по прошествии пятнадцати лет с момента трагедии я не обратилась к нему ни с какой просьбой. Вот и теперь я прошла мимо него молча, как мимо пустого места. А он мимо меня  при встрече на лестнице молча пройти не смог. Может он хотел как-то меня задеть, чтобы вызвать какую-то мою реакцию? Не получилось. Думаю, он это оценил. Какое же было моё удивление, когда  в начале мая 1999 года я узнала из газет о кончине вологодского поэта Александра Романова, умершего прямо на лестнице в подъезде своего дома? После майских праздников пошёл на приём к стоматологу, упал на лестнице, расшибся и тут на лестнице и умер. Поэтесса Ольга Фокина смывала со ступенек его кровь.

PS. Нынче постаралась связаться с научным сотрудником СПбГУ уважаемым Анатолием Викторовичем Пантелеевым. Он сообщил мне, что из питерских присутствовал на конференции поэт Олег Чупров.