терпитер

мор красит волосы в зеленый, руки в красный, носит улыбки, оскалы, цацки, мор не приучен к любви и прочим видам ласки, смеется и скалит зубы, коль его называют классным,

мор бывает разным.

у мора ничего не болит внутри, он пуст, как местность после урагана катрин, мор проходит мимо стендов и витрин, делая вид, что не хочет разбить их, люди думают, что он хочет схитрить, а ему дай хоть биту, хоть свитер, он раскрошит это чертово стекло, если надо - весь англетер. у мора под курткой гуляет ветер, это все этот чертов промерзлый питер на бесконечном повторе,

терпитер.

в город вернули одиннадцатый, на экране - поттер, за окном начало ужасной эпохи, вот те.

дорогая шехерезада, сказке на тебя похер, как и на каждого из нас.

мор засыпает в метро, приезжает на парнас и смеется, сколько же сарказма в этой фразе, боже, только бы не свихнуться здесь по фазе, "вот же, я так точно когда-то сильно тронусь", у мора в кармане смерть-патронус в обличье рыдающего по дождю авгура. мор просит весь пантеон и бога тора потерять привычку менять людей на буквы и даже жертвует им ноль три морса из клюквы, вылитого на тротуар в разводах бензина.

в ближайшем ларьке баба зина не продает ему курево, просит паспорт, мор уверен, что она может написать его портрет за час и на спор. бабе зине мор, конечно, давно знаком, но от него так сильно пахнет спиртом и табаком, что зине неудобно выполнять свою работу.

мору приходится покинуть ларек, как гоморру - лоту, и все на том.

мор добивает в две затяжки стреляные ротманс и заходит в дом, где одиночество как долгожданный удар наотмашь, где пустота как чай, тишина в ней сахар, что приближает май, приближает плаху.

мор, что ты, сильней задвигай засов, мы поколение, разочаровавшее отцов, матерей, друг друга, мы сжимаем голову в плечи от звука дождя, дверного стука, ублюдки этики, патетики, ***тики, смерть чайного пакетика в пятый раз как напоминание о том, что и тебя никто не спас, мор, взгляни вокруг, это эстетика гниения слив в заброшенном саду, до хозяев которого не долетел спасательный круг и они утонули в собственном пруду, их тела станут нефтью, коей несет по всей вселенной,

ибо все мы здесь одинаково тленны.

покупать бунт за пять тыщ за косуху и три с половиной за гриндера, замазывать старый прыщ и носить на шее анархию из серебра, колоть уши, септумы, медузы, лабреты, ставить ирокезы, но только на концерты, красить их смывающимся пигментом без аммиака, курить электронные, чтобы не сдохнуть от рака, бить тату там, где не видно потенциальным работодателям, для коих расписные нежелательны.

бунт отощал и подешевел, уйдя в материю, черную пятницу, фикспрайс, бунт, приводимый в отдел в сизо ныне кастрирован, пуст, погас, бунт забыл смысл своего зачатия и ведет себя как сноб, бунт пережил прилив апатии и молча уложился в гроб.

а мору нет дела до века трех двойных v, мору хочется подчиняться чужой судьбе, жить чужие счастливые жизни, курить красный винстон, мор хочет ежедневно вливать в себя грамм триста и ложиться спать.

а еще, мор не умеет врать.

у мора всегда в кармане лежат ручка, блокнот, ошейник, чужая воля, мор выносит личное за границы любого поля, мор тратит время на прохожих, отказывается от честной доли,

мор до ужаса боится боли и гадает, когда же он пойдет ко дну.

а еще у мора завалялось две таблетки.
выберешь одну?