Чтобы мертвое сделать живым

Что ни день – окупится кровью, и травою с триногих чащей.
Выходить тебе на погост, и двуногим встречать меня,
Иль сторуким, иль семикрылым. Синим, вороным, и пропащим.
Я б пустился в галоп немедля, если б – ускользать от тебя.

От тебя, всё – к тебе, – не важно, я сто раз выбирался в чащу,
В гуще леса я, как домой выходящий, но и – чужой.
Я сто раз ведь тебя любил, а сто тысячи первый – счастлив,
А до этого я – обманчив, вольнопризрачный, неживой.

Я в силках становился мертвым, а в руках становился странным,
И, в твоих только лишь, ладонях, я увидел, что Тьма – есть свет.
И огонь вороного пламени забирал меня ежечасно.
Понимая, я жив остался: мне не место среди людей.

Ты – такой же, я это знаю, и проходишь те же издёвки.
В Абсолюте ночей был «нашим», а в сомненьях своих – «чужим».
Сотни, тысячи раз повторялось, не смотря на те их упрёки:
Для того, чтоб покинуть реальность,
Чтоб избрать другую модальность,
Для того, чтоб возродить Пламя, нужно смертность пройти живым*.
26.11.16
/ * - истоки сего изречения – в мифологии об Ахилле. О выжженности смертности.
Являясь богиней, Фетида не хотела иметь смертного ребенка. Потому, как было с Гераклом, попыталась выжечь смертность сына. Но Геракл выжег свою смертную часть в погребальном костре, став бессмертным, и вознесшись на Олимп. Здесь вышла иная история. Днем Фетида натирала ребенка амброзией (яства богов), а ночью укладывала на горящие угли. Однажды ночью отец ребенка, Пелей, увидел это, и сбросил сына с углей. Фетида, оскорбленная поведением мужа, и его к ней недоверием, покинула его и сына, возвратившись обратно в море. А Ахилл, не смотря на свою неуязвимость, так и остался смертным./