Глава 10. Битва на реке Сутень. 4 апреля 1103 года
Себя дружины русские от них.
Сбежались ханы на совет, рядили
И мысль возникла вновь об отступных.
«Пошлём к князьям просить о мире,
Дары большие им преподнесём.
Мы много зла земле их причинили,
Боюсь, что сил не хватит, не побьём.
Собрали, чую, рать князья большую,
Отважились, пошли нас воевать
И кони их сытней всегда зимуют,
А в наших думах: «Где корма достать?»,-
Так старый, умудрённый Урусоба,
Склонить пытался к миру остальных,
И хан Бельдюз за это был, но оба
Услышали насмешки молодых:
«Князей боитесь словно лошадь плети,
Но с ними мы расправимся без вас,
Потом на Русь пойдём, избивши этих
И кто там защитит тогда от нас».
Вперёд послали хана Алтунопу,
Проверить силу русских на себе,
Но бесшабашный канул словно в воду
И о его не ведали судьбе.
Разведка тоже уходила безвозвратно,
Где русские — никто не знал пока.
Молчание давило неприятно...,
Разгадка вся была недалека.
Четвёртого апреля утром встали
И вскоре речку Сутень перешли,
В версте за нею рати увидали,
Кого найти, пытаясь, не смогли.
Такого войска Русь не собирала
Огромного. Но взор влекли щиты
И пешие, их прежде не бывало...!?
Глазами — да, умом не ощутить.
Орда, смеясь язвительно, смотрела
На ломкие ряды из мужиков,
Одежду без брони почти, не веря,
Что те не испугаются клинков:
«Повывелись у русских, верно, кони,
Хватило только гридням да князьям,
Рубить их надо всех, как есть, под корень,
Великий Тенгри-хан(1) поможет нам».
Князья с полками молча наблюдали
Как половцы штурмуют речку вброд,
Как выбравшись на берег, занимали
Свои места, их зная наперёд.
С минутой каждой множилось число их,
Разливом растекаясь по степи.
Чуть больше часа так, без перебоя,
Орда копилась тучей у реки.
И вот настал он, этот день конечный,
Мгновений сгусток, разменявший жизнь
На смерть для тысяч, уходящих в вечность,
И тем, кому лампады не зажглись.
Орда, построившись, готовилась к сражению,
Нацелив сокрушающий удар
В чело(2), туда, где было ополчение...
(Владимир правильно предугадал).
Дал знак хан Урусоба и армада,
Коней огрев, помчалась на врага,
Накатываясь будто вал девятый,
И топот конский землю содрагал.
Сорвавшись с тетивы, летели стрелы,
Не прерываясь в цель вперегонки;
От тьмы великой небо посерело...
И грохотом неслись их жал клевки.
Но сразу по команде за щитами
Укрылось ополчение от стрел
Тяжёлым оказалось испытание -
Стоять вот так, глядеть на свой расстрел.
В ответ навстречу стрелы полетели,
Выискивая жертвы на скаку
И песнь заупокойную пропели
Не одному ордынцу-степняку.
Лавина, нарастая, приближалась,
Отчётливо стал слышен стук копыт,
Но зычная команда прозвучала:
«Принять коней на копья и на щит!»
Передний ряд, второй, за ним и третий...,
Преобразились в грозного ежа;
Не обойдёшь его и не объедешь,
И он не собирается бежать.
И кони с маху-бегу напоролись
На копья - смертоносный частокол
И вздыбившись свечой, и ржа от боли,
Наездников роняли под топор
Отточенный и скорый на расправу.
Без промаха мужицкая рука
Рубила, с матерщинною приправой,
Упавшего вражину-кыпчака.
Ломились половцы, не разбираясь,
Стремились брешь пробить быстрей в щитах,
Но ополчение, рядов не размыкая,
Сражалось, не жалея живота.
И половцы, неся урон, смешались,
Погашен первый главный был удар,
На смену павшим новые бросались
И, вот, желанный час для них настал,
Когда строй пеших всё же разорвали.
Ещё сильнее вспыхнула резня,
Но русы поле боя не сдавали,
Их только смерть могла с врагом разнять.
Мечом уже навряд кто размахнётся,
Когда дошло до свалки — грудь на грудь,
Когда кыпчак конём нахрапом прётся
И ты хоть чем его сумей пырнуть.
Топор и нож подручные надёжны,
С мальства привычны смерду-мужику...
А Урусоба, хан, глядел встревоженно,
Не нравился ход битвы старику.
Орда, уткнулась в пеших будто в стену
И, дружный встретив, слаженный отпор,
Сражалась безуспешно. Перемену
Заметил эту вскоре княжий взор.
Орда дралась, топчась почти на месте,
Людей, коней теряла и азарт,
Увязнув глубоко в кровавом месиве...
Победы призрак таял на глазах.
Часы не шли, они стремглав бежали,
Скатилось солнце за полдень давно,
Противники неистово сражались
А кровь пьянила крепче чем вино.
И люди падали в изнеможении,
Усталость крайняя валила с ног.
Кто замертво, кто в крайнем изнурении
Лежал и тоже встать почти не мог.
Валялись трупы на земле навалом,
(врагов навеки примирила смерть),
На это даже воины бывалые
Без содроганья не могли смотреть.
А вести стали поступать дурные;
Хан Кочий пал, Кунам, Асуп Кутык,
За ними вскоре пали остальные
И чуть не половина всей орды.
И старики: Бельдюз и Урусоба
Своих на помощь двинули коней.
Ещё готовы были и способны,
Сражаться с остальными наравне...
Судьба распорядилась по другому,
Хан Урусоба сразу был убит,
Бельдюз, хан, тоже не увидел дома,
Пленён, казнён затем. В земле лежит
С другими двадцатью, что пали в брани.
Их дома не дождутся никогда:
Ни поздним вечером, ни утром ранним,
Над ними лишь ковыль да лебеда....
Владимир был правее ополчения,
На левом Святополк стоял крыле.
В дружинах проявлялось нетерпение
Но князь удерживал людей в седле
До той поры пока их не накрыло
Краями атакующей орды,
Но выдержка и здесь не изменила
И встретили врага без суеты.
Часть конницы связали встречным боем,
Ударили с боков и отвлекли
От главных сил, закрыв ей путь собою,
Тем самым ополченцам помогли.
Но в сечу кинулись не все дружины,
Владимир со своей пока не лез.
Смотрел и ждал, когда орду покинут
Запал и силы всем желаниям вразрез.
И этот час пришёл, когда отметил,
Что кони степняков истомлены,
И всадники не те, и... не замедлил
Зайти им в тыл с дружиной, со спины.
Пред тем как меч свой вытащить из ножен,
Гонца к дружине киевской послал:
«Иду в обход и ты, князь, сделай то же,
Ударить разом надо, жди сигнал».
И Святополк ни часа не теряя,
Сигнал увидев, двинулся вперёд,
Дружину за собою увлекая,
Пустив коня ретивого в намёт.
И половцы, не выдержав удара,
Бежали в панике, забыв зачем пришли.
Побоище так сильно измотало,
Что лишь немногие уйти смогли.
Остатки словно бурей разбросало
По всей степи азовской и за Дон.
До ночи войско русов добивала
Врагов отставших, не беря в полон.
Бельдюза к Святополку притащили,
Аркан не дал возможности удрать.
Глаза его о милости просили
Но князь велел Владимиру отдать.
Услышав это, сердце задрожало
И хана спеленал животный страх,
Судьба ему добра не предвещала
И слабость он почувствовал в ногах....
«Конязь, - вскричал, Владимира увидев,-
Возьми что хочешь, только не губи,
Коней, скотину, злато — всё берите!».
Упал хан на колени и вопил.
«Вы, ханы, сколько раз давали клятвы,
Потом, забыв их, тут же шли войной
На землю Русскую?-буравя взглядом
Бельдюза, пытал его, кипя душой,
Назад тому два года между нами
Во граде Сакове положен мир.
Но год спустя, Боняк опять с полками
Пришёл и веси наши разгромил.
Зачем же не учил сынов и родичей,
Что клятвы надобно всегда блюсти?
Ты кровь лил христиан и подличал,
Придётся, хан, за всё ответ нести.
Не выкупом возьмём коней и злато,
Будь кровь твоя на совести твоей
И речь с тобою - слов пустая трата...,
Ты час назад,- заметил,- был храбрей».
Хан поднял взгляд на князя, сердцем рухнув.
В глазах того чернел лишь бездны мрак.
Во рту от страха появилась сухость,
Заметив, как Владимир подал знак
Дружинникам и те, не размышляя,
Схватили хана, вытащив клинки,
И волоком почти, под зад пиная,
Свели в сторонку, изрубили на куски.
Но князь не стал смотреть на казнь-расправу,
А молча повернулся и ушёл.
Картин хватало без того кровавых,
И он не личные здесь счёты вёл.
Теперь на месте брани тишь стояла,
За речкой тлела зорьки полоса...
Покой возня зверушек нарушала,
Да раненых летели голоса.
Когда все собрались князья — стемнело,
Владимир обратил к ним взор и глас:
«Великое свершили, братья, дело,
Господь избавил от врагов всех нас.
Возрадуемся и возвеселимся,
Он главы змиевы поганых сокрушил.
Нам враг сегодня давний покорился,
Сей день Господь его же сотворил».
Не две, не три, а десять тысяч жизней
Лежали в ковыле-траве, в пыли...
Но после небывалой ещё тризны
Веселию отдаться не смогли.
Три дня потом убитых хоронили,
По чину православному отпев.
Давно кресты на этом месте сгнили,
Дождями время смыло, отшумев.
Но сколько было их, кто умер после
От ран тяжёлых на пути домой?
Теперь об этом никого не спросишь.
Победу взяли, но какой ценой!
Вернулись победители со славой
И мирной жизнью зажила земля,
Растили хлеб, детей, косили травы
И, значит, жертвы были те не зря.
Пришёл конец тревожным ожиданиям
Своих отцов, мужей и сыновей.
Утихла радость и слеза стенания
По не вернувшимся из тех полей.
Надеялся Владимир, что не скоро
Опомнятся кочевники, забыв,
Что можно оградить себя от вора,
Ему по локоть руки отрубив.
Но... был жив пока Боняк неукротимый,
Гулявший по степи днепровской хан.
Пределов русских не ходивший мимо
И разорительный как ураган.
Он проявился через год со дня событий
И у Заруба(5) встал, и торков пощипал
На правом берегу Днепра. Насытив
Себя награбленным, опять пропал.
С днепровской переправы сообщали:
«Дымы, пожары, князь. Заруб горит.
Свирепствует, бежавшие сказали,
Боняк там и насилие творит».
В год следующий трижды прибегали
Кочевники в пределы киевлян
Два раза безответно обирали,
Но в третий был отпор достойный дан.
Их гнали от Заречьска до Дуная
Полон отняли, многих посекли
И половцы, со страху убегая,
Бросали всё, награбить что смогли.
И снова, год спустя, с ордой он вылез,
Назойливый и наглый, как оса,
Под носом у Владимира(6) и вывел
Табун коней почти что на глазах.
Уверовав в свою звезду-удачу,
(в везенье не откажешь кыпчаку),
Но жизнью соплеменников оплаченной,
А к ним он относился как к плевку.
Всегда Боняк-хан ускользал от кары,
Дивился Мономах всегда чутью
Степного лиса, которое досталось
Подобно бессловесному зверью.
Но хитрый хан не лез в степные дали,
Крутился возле ближних рубежей.
Час выберет, броском змеи ужалит,
Награбив, скроется в норе своей.
За тридцать было молодцу степному,
За просто так собой не рисковал.
Расчётом трезвым и нуждой ведомый,
Боняк по силам жертву выбирал.
Владимир, поджидая приближённых,
Сидел в палате за большим столом
И думал о делах недовершённых
И тех, что прибавлялись с каждым днём.
Не радужные мысли вились роем:
«Войной запахло - видно по всему,
Боняк враждебно смолоду настроен
К Руси да Шарукан(7) примкнёт к нему,
Да недобитки орд в сраженье прошлом...
За годы эти молодь подросла
И к делу ратному вполне пригожа,
Поди, другого и не знает ремесла...»
Прервал раздумья Дмитрий Иворович,
Когда, в дверь постучав, к нему вошёл.
У князя был он человеком новым,
Расковано себя ещё не вёл.
Войдя, в углу на Спас перекрестился,
С поклоном произнёс: «Будь здравым, князь!».
Навстречу вышел тот, не поленился,
«И ты будь здрав!», - ответил, вновь садясь.
Пришли минутой позже остальные,
Не часто князь всех вместе собирал,
Но тучи намечались грозовые
И он бояр созвав, совет держал.
О всём узнать умом своим пытливым,
Всегда стремился больше всех других,
И сделать, постараться, верный вывод
О замыслах, особенно степных.
«Что делать будем? - начал князь вопросом,
Когда мужи расселись за столом, -
Коней угнали наших из-под носа,
Спалили сёла, а людей в полон.
Повадился Боняк из поднепровья,
Отпор не получая. Осмелел
И землю нашей поливает кровью, -
Владимир говоря, лицом мрачнел, -
Терзает нас четыре года с лишним,
Давно пора шакала проучить.
Хочу, бояре, я от вас услышать,
Как руки хану нам укоротить?
И старый Шарукан в степях у Дона
Томимый чувством мести, часа ждёт,
Орду с насиженного места стронуть
И бросить против нас её в поход.
Не думаю, что нам простят, смирившись,
Разгром свой половцы, не отомстив.
Но только меж собою сговорившись
И только орды все объединив.
Но помните, что есть ещё Аепа
И тоже рыщет здесь недалеко.
Но он всегда своею мыслью крепок,
Орда его живёт своим мирком.
Не стоит нам гадать как обернётся,
А быть всегда и всем настороже.
Пока Аепа в наши земли не суётся,
Но ведь не знаем что там на душе».
Князь смолк, обвёл всех взглядом и поднялся,
Прошёл к стене и стал смотреть в окно.
А мирной жизни ход не получался,
Как думал он, - всё рушилось войной.
Тут голос Дмитрия вернул его к беседе,
Вниманье привлекая с первых фраз.
Не зря его Владимир заприметил,
Пришёл, как видно, воеводы час.
«Что половцы, не знаю, затевают,
Хотелось бы проведать мне о том.
Их частые набеги заставляют,
В сундук не класть кольчугу и шелом.
Поэтому не худо бы сторожи,
Как было раньше, в степь отправить к ним.
Безвылазно пусть будут там. Дороже
Заплатим, ащё не опередим».
Князь хмыкнул: «В корень смотришь, воевода.
Дозоры дальние да тайные нужны.
Людей пошлите не абы кого-то,
А те которые искушены...».
«Дружины нашей будет маловато,
А с нивы смерда летом не возьмёшь, -
Вмешался Ян, - когда вражина клятый
Придёт, кривой приставит к горлу нож».
Мужи загомонили меж собою
От всех услышанных тревожных слов.
Владимир покачал досадно головою
И громко молвил: «Слушать всех готов,
Но не кагалом сразу голосите.
Есть мысли добрые — явите внятно вслух.
Кумекать нужно нам не о защите,
А как в степи разбить их в прах и пух...
Один раз отогнать мы не успели,
В другой ушли не битые в ответ.
Беспечность нашу видя, налетели
И принесли нам горестей да бед.
Ты прав, Ян, наших сил не хватит,
Врага побить мы можем, но сиречь
С дружинами другими, коль порядим,
Сумев, соседей к этому привлечь...»
И, засидевшись, долго говорили
Не только о войне и кыпчаках;
О людях, чьим трудом они все жили,
Заботах многих, разбираясь в мелочах.
Князь с осени до дней весенних ранних
В полюдье(8) уходил с дружиной всей
И смерды приносили свою дань им,
Порою впроголодь держа детей.
Он разные ремёсла знал руками,
Горазд был в кузне и пройтись с косой,
Топор подвластен плотницкий и камень...
Всегда во всём бывал самим собой.
«Ты, Ян да Дмитрий малость погодите,-
Когда все встали — их остановил, -
Пока прощаюсь, морсом освежитесь».
И сам мужей до двери проводил.
Вернувшись, сел на лавку возле рядом:
«Теперь мой сказ не для ушей сторонних.
В степи дозоры скрытные давно,
Приносят вести мне и, как я понял,
Там ханами почти всё решено
И в августе, возможно, чуть попозже
Придут сюда Боняк и Шарукан;
Когда зерно у нас в амбары сложат,
Тогда есть цель, прибрать его к рукам.
Не только месть, - зима их подгоняет,
Не запоёшь с одной конины песнь.
Там дети больше всех зимой страдают,
Тогда хоть где возьми, а дай поесть.
Ты, Ян, без малого со мной лет двадцать
И Ратибор (в отъезде он теперь),
Всей жизнью знаем — половцам деваться
Некуда, как грабить нас. Иначе смерть...»
«Всё верно, князь, - поддакнул Ян ,-
По воле Божьей мы у них под боком
И есть что взять, чтоб с голоду не пасть.
И били их нещадно — много прока?
Но от набегов степь не зареклась...».
«Пока им жилу становую не разрубим -
Покоя не видать нам никогда.
Когда поймут князья, а день наступит
Такой — исполнится моя мечта, -
Ответил Яну князь, - но к слову это.
Поскачешь завтра в Киев сам с утра,
Чтоб Святополку обо всём поведать.
Просить помочь на степь князей собрать.
Гонцы с тобой поедут, Ян, попутно
В Чернигов, Северу и к сыновьям
С наказами. В неделю обернутся;
Расскажите как приняли вас там.
А мы посмотрим наше порубежье,
Послушаем, что люди говорят,
Потом же по следам вестей по свежим
Подумаем, когда нам бить в набат....».
Дружины собрались в конце июля -
Начале августа. Сначала сыновья,
Затем полки Олега подтянулись,
И Святополк с дружиной киевлян.
Теперь надежда только на разведку,
Её способность всё разузнавать.
Она в степи сейчас, как дверца в клетке,
Имеющая цель — не прозевать.
Девятого числа, под самый вечер,
Приплёлся всадник от реки Хорол.
И конь был измождён, и сам увечен
Он к князю не без помощи добрёл.
Увидев гридня, и, поняв, что ранен,
На лавку усадил его. Слуге:
«Сходи за лекарем, пускай он глянет
Гонца. Кусок стрелы торчит в ноге».
«Мой князь, помилуй, но дурные вести
Принёс тебе я — половцы идут.
Хорол они прошли теперь, и если
Промедлить, осадят и сожгут
На Суле Лубен... Не выдержать осаду...
Их много, князь... Числа, скажу, им несть...
Обложат так, что даже змею-гаду
Не будет где, возможности, пролезть.
Отправились втроём сюда с заставы,
Наткнулись невзначай на степняков...
Двоих пришлось своих лежать оставить,
А я ушёл от этих молодцов.
Конь вынес, но стрела бедро пронзила,
Насквозь ударила кусачая беда...
Скорей всего, что лучник был мазилой
И слава Господу, а рана — ерунда».
Гонца князь слушал, не перебивая;
Пусть выскажется, радуясь, что жив.
Дорогу ратники себе не выбирают,
Она одна у них — земле своей служить.
Без паники и княжеских урядов(9)
С зарёй дружины вышли налегке,
Для рати взяв с собою всё что надо,
Два дня спустя, продвинулись к реке...
Враги уже всю крепость обложили,
Но штурм не начинали. Чего ждут?
Шакалами голодными кружили
Вокруг. Надеялись, что так её сдадут?
Сдадут, конечно, - только после смерти,
Когда не станет меч держать кому,
А город не откроет сам им двери,
Хоть будут жизни все там на кону.
Один раз погибать всего — не дважды,
Чем видеть издевательства врагов
Над жёнами, детьми и жаждать
Им смерти, а не муки от оков.
...Дозором бдящим шли вперёд сторожи,
Разъезды половцев сбивая на пути.
Полки уверенно рысили и ничтоже
Сумняшеся(10), что нет рогаток впереди.
Часа за два до Сулы задержались,
Князья вдруг усомнились; как им быть?
Начать атаку сходу? Но мешали
Река и время, или лагерь здесь разбить.
Владимир резко, гневно, с повеленьем:
«Дозоры для чего туда-сюда гоняем?
Чтоб знать где нет и где в тот час он, враг.
А спорим, значит, им не доверяем,
Но думать будут: «Кто из нас дурак?»
На Суле все давно известны броды
И путь свободен, люди возле ждут.
Дружинам переправиться и сходу
Ударить, прежде чем враги поймут,
Опомнятся, а их мы не считали
И мне не ясно — чья тогда возьмёт?
Кочевники не лаптем щи хлебали,
Умеют постоять за свой живот.
Внезапность — вот в чём нынче наша сила.
Вы, братья, не сердитесь на меня,
Но ваша нерешительность озлила,
И времени прошло почти полдня.
Сторожи нас пока не подводили,
Доверимся их слуху и глазам.
Да с Богом, братья, дальше попылили,
Сегодня будет жарко небесам».
На это даже Святославич не ответил
И, с мысли едкой сбившись, промолчал
И Святополк сказал лишь хмуро: «Едем»,
А сыновей Владимир, как не замечал.
Полки князей нежданные свалились
В разгаре дня на половцев, как снег
В июле если бы. Кололи и рубили,
И не сбавляли набранный разбег.
Поставить даже стягов не успели
Боняк и Шарукан и лагерь не готов
Был к схватке. Сидели, грелись, ели,
С ключами ждали горожан-послов.
А вместо них примчались смерть и ужас,
Трава окрасилась в багровый цвет,
И корчились враги в кровавых в лужах
С предсмертной вспышкой мысли, что их нет.
Враг паникой был напрочь обезволен
И мало кто коня смог оседлать.
Бежали пешими, раздетыми в позоре
Великом и желании удрать.
Боняк и Шарукан спаслись лишь чудом,
Войска оставили судьбе на произвол.
Тела врагов везде лежали груды,
Бежавших гнали до реки Хорол.
Владимир приказал бить беспощадно,
Пока не выдохлась рука с мечом.
Полки, уставшие, пришли обратно
С последним бледным солнечным лучом.
О Тазе вспомнил хан Боняк под вечер,
Когда почуял, что оторвались.
Помочь же брату, было уже нечем,
Душа того летела к Тенгри ввысь.
Ни войска, ни коней нет, ни добычи,
Исчезло всё у Лубна, как мечта.
К такому хитрый лис был непривычен,
Бывали неудачи, но не так.
Он, злобой исходя, скрипел зубами,
С отрядом ханским ускакал за Днепр,
Держа за пазухою мести камень...
Клыки ещё покажет этот вепрь!
Боясь погони, по степным распадкам
Воитель-горе, старый Шарукан,
Повёл за Северский Донец остатки
Орды своей домой, где был их стан.
Вернулись русичей победные дружины,
Ещё раз степь наказана была,
Но не повержена совсем её махина,
Что вскоре, будто Феникс, ожила.
Об этом слово будет часом позже,
Пока останемся с князьями за столом
И молча пожелаем: «Дай им Боже,
Земле всей Русской, спать спокойным сном».
Князья разъехались не сразу по уделам,
На пару дней остались погостить.
Единство, возникавшее несмело,
Владимиру хотелось закрепить.
К собратьям не пристал своим Аепа,
Причина кровная была хотя.
Он должен ненавидеть был свирепо
Владимира, ему до смерти мстя.
Отец захвачен им У Белой Вежи(11),
В неволе сгинул княжеской потом.
Воспоминания об этом сердце режут,
Пускай Аепа был тогда юнцом.
Но с той поры здесь много поменялось,
И Русь теперь сплочённей и умней,
И чаще, чем отцу, не получалось
Разбойничать уже вольготно в ней.
И это заставляло по иному
С соседом непокорным рядом жить,
Обмениваться чаще с ним поклоном,
А хищный взор коварный притушить.
Степному князю разума хватило
В самом себе повадки победить,
Понять - былое время уходило,
Что лучше с миром ехать, а не мстить
Жил рядом с ним ещё один Аепа,
Ковыль топтали оба за Днепром
И тоже не кидался в драки слепо.
Как тёзка вёл себя особнячком.
Съезжались, меж собою говорили
Об уходящих в Лету временах,
Что русичи повсюду их теснили
И, что виной всех тягот - Мономах...
________________________________
1. бог грозы и молнии или великого сияния неба
2. центр в построении войск. То, что впереди
3. напротив устья реки Трубеж
4. под Переяславлем
5. напротив устья реки Трубеж
6. под Переяславлем
7. Хан придонских и приазовских половцев
8. объезд подвластных земель с целью сбора ненормированной дани 10-13в.в.
9. согласований, приведение в порядок
10. нисколько не сомневаясь
11. Бел. Вежа Остерецкая. Черниг. земля
Свидетельство о публикации №116112400463