Глава 15. Город Воинь
У этих стен врагов Руси бил, торков(1),
Ещё отец его в расцвете лет своих.
На смену им пришли другие орды,
Неведомых доселе при былых.
Ещё воинственней и вероломней,
Страдания несущих, смерть и кровь.
Судьбою беспризорных и бездомных,
Но знавших — где добыча, там и кров.
Стоял град Воинь(2) в пойме речки Сулы,
Стеною огорожен с трёх сторон -
Над старицей(3) подковой изогнулась.
С четвёртой был рекою защищён.
Виднелся ров за ней саженей(4) в десять
Да глубиной побольше, чем одна.
За просто так не выскочит, кто влезет,
По дну всему натыканы рожна(5).
Стоял князь на стене, смотрел довольный
Как к крепости идут, пыля, войска
И заполняют град собой окольный...,
Но тесно скоро будет в нём полкам.
Князь киевский откликнулся дружиной,
Черниговец привел своих людей;
Давид и в этот раз в беде не кинул,
Но северский(6) опять не дал мечей.
Весна пришла. Округа оживала,
Стараясь удивить всех новизной,
И платья ежедневные меняла,
Расшитых изумрудом с бирюзой.
Спустя дней десять смерд возьмёт орало,
Землицу станет дружно поднимать
Да, чтоб зерно в неё затем упало -
Без хлеба зиму, чтоб не бедовать.
Промчался год, как будто всадник резвый,
С той вылазки январской волку в пасть.
Но степь, запасы съев, весной полезла
В пределы русские. Не унялась.
Узнав о сборах половцев, Владимир
Решил опять врага опередить,
Князей позвал, а силами своими,
Как думал он, границ не защитить.
Владимир, знали все, гонцов не станет
Напрасно слать, бить в колокол-набат
Пока гроза серьёзная не грянет.
Сейчас был случай тот и враг у врат.
Что к Воиню пойдёт он — был уверен.
Из глуби самой и с позавчера
Вели его, а князь дозорам верил,
И, зная половцев, не ждал добра.
Случись непоправимость, вся армада
Степная, будто паводок весной,
Займёт весь край, сметая все преграды,
Людская кровь польётся здесь рекой.
И ханы выместят свою всю злобу,
Сжигающую в пепел их нутро.
А к князю счёт у них давно особый,
Влекло не только злато с серебром.
И снова, как и раньше, князь Владимир
Был прошен русичей возглавить рать.
Он сердцем что ли был других горимей
И тем к себе людей располагать?
И без ущерба самолюбию с гордыней,
Князья, промеж себя не сговорясь,
Спокойно над собою каждый принял,
На время это Мономаха власть.
Совет. Князья и воеводы в сборе,
Бояре, тысяцкие тоже тут.
Владимир слушал и молчал поколе
И ждал, когда уляжется весь гуд....
И говор стих, дыханье стало слышно
Да лавок скрип под грузом крепких тел.
Сюда не для речей собрались пышных,
Но каждый молвил то, чего хотел.
Великий князь: «Ты нас позвал, Владимир,
И мы услышали, князь, голос твой.
Скажи нам, ханы где и сколько с ними
Людей и где решимся дать им бой?».
А выглядел Великий князь неважно,
Был ликом сер и телом сильно спал.
Вся жизнь в усобицах, но не в застольях бражных,
Почти шесть лет десятков протоптал.
Слыл Святополк скупцом и сластолюбцем,
Имел наложниц, трижды был женат.
Плохую память он оставил людям,
Не добрые дела за ним стоят.
Ему осталось жить всего три года,
Неправедно промчатся как и те.
Утонет Киев в долговых болотах
С роптанием на власть и в нищете.
Привёл он рать, тревожась за себя лишь,
Побив соседа, он боялся, враг
Затем к нему придёт и не задаришь
Уже ничем — возьмёт всё сам за так.
«В двух днях пути уже орда отсюда, -
Владимир рассказал, - у речки Псёл,
Но сколько там ещё степняк пробудет? -
Плечом пожав, руками он развёл, -
Сторожи дальние, однако, сообщают,
Что войско собралось у них вельми,
Понятно, что в набег к нам замышляют,
Орду им нечем, стало быть, кормить.
Сюда припрутся. Лубен — город малый
И дальний от больших для них хлебов.
Один раз, помните, орда уже пыталась
И сколько там оставила голов.
Здесь Воинь у Днепра при устье Сулы,
Купцам пристанище, защита в нём,
А значит и пожива есть. Орда не дура,
Осадит град — ни пешим, ни с конём.
Хотя удобен Воинь в обороне,
За стенами, на полночь(7), сырь и топь.
Внутри детинец заводью устроен,
Подходы к ней — сплошная неудобь.
За реку надо нам, орде навстречу
И биться там. Коль Сула за спиной
Все будут знать и, что помочь нам нечем -
Дружинам мысли не придёт дурной.
Сломают аще — нам позор великий,
Потешатся Боняк и Шарукан!
И люд пойдёт по свету горе мыкать,
А дщери, жены наши по рукам».
Наполнились сердца кручиной чёрной,
Задумались мужи нахмурив бровь.
Как степь не били, но травою сорной
Растёт и лезет изо всех углов.
Давид поднялся, глянул на всех молча,
Откашлялся и молвил, — как упрёк:
«Ходили супротив мы бОльших полчищ,
А этих нынче пустим на порог?
Нам верную Владимир мысль здесь подал,
Что хватит подпирать свой частокол,
На мельницу врага лить снова воду
И ждать его, забравшись под запор.
Я, князь, с тобой и вся дружина тоже,
Господь не выдаст, а свинья не съест.
И это, князь, мы купно превозможем,
Да с верой Бога и святой наш крест.
На глас тревожный твой поторопились,
Сегодня мы тебе — ты завтра нам.
Сутень и Лубна нами не забылись
И как поганых били славно там».
Взбодрённые решимостью Давида,
Мужи загомонили вразнобой,
Возможно, стало людям просто стыдно
За их сомнения, что крылись за душой?
Владимир встал и низко поклонился,
Коснувшись пястью краешка полы.
«Спаси Бог, братья, что не устранился
Никто! Допреж(8) же будем веселы».
...Дружины бродом перешли за Сулу
И встали так, как будто сразу в бой.
Заря лисицей рыжею мелькнула
И быстро скрылась с глаз в степи ночной.
Костры горели ярко и не дымно,
К ним жались люди, греясь у огня,
Кричали птицы вдалеке зазывно,
Как кличут парни девок у плетня.
Тянуло сыростью и холодом от речки,
И кони фыркали и гривами трясли,
Позванивая трензелем уздечки,
Траву щипали рядом и паслись.
Дружинники друг друга не чурались,
Знакомились, встречали земляков,
Черниговцы ни чем не отличались
От киевских таких же мужиков.
Язык один и Русь одна, и Боги,
Им нечего делить между собой,
И общие у всех у них тревоги:
То половцы, то княжий мордобой.
Простой их разговор был об одном же;
Война да служба княжья, жизнь и дом,
Семья и дети, где и как кто прожил,
Что мало кто нажил себе хором.
Одним судьба, как мать, другим — дубина,
Что день грядущий завтра принесёт,
Кто выживет, кого-то домовина(9)
Заранее сколоченная ждёт.
Морфей, бог сна, летел уже над миром
И он, объятый тьмою, затихал.
Пред битвой сон — не праздный после пира,
Стан с мыслями о завтра засыпал.
Кто спал уже, а кто-то не ложился,
Задумчиво смотрел на огонёк.
Иной пред сечей истово молился,
Всевышнему неся свой монолог.
Дозоры охраняли во всеглазно,
Небрежности Владимир не терпел
И, чтобы не было вздремнуть соблазна,
Всегда и сам за этим строго бдел.
Ночь минула, как всё пройдёт когда-то...
Светлел восток размытой полосой,
Владимир встал, постель поправил смятую,
Снаружи доносились голоса.
«Князь спит ещё, вечор улёгся поздно,
Чего орёшь? Проснётся — выйдет сам.
А круп у лошади пошто исхлёстан?
Поганые гнались что ль по пятам?, -
Охранник останавливал кого-то, -
Пошто ты, паря, в этакую рань?
Мужик! Твержу тебе уже раз в сотый,
Проснётся — выйдет, а сейчас отстань!».
Откинув полог, князь шагнул наружу,
Хотел увидеть, что здесь за возня
И кем в час ранний этот был разбужен,
Нужда какая принесла в начале дня.
Здесь ратник был с конём, а конь весь в пене.
«Загнал, поди..., бока, вон, ходуном, -
Отметил про себя, - ништо, заменит».
Но вслух: «Оставь коня, в шатёр зайдём».
«Мой князь, прости за вольность и за смелость, -
Гонец, войдя, винясь за шум, сказал, -
На то причина важная имелась
И старший с вестью срочно отослал.
Орда от нас в полдня пути примерно,
Я, как стемнело, сразу же сюда,
Чтоб встретили как нужно иноверца,
Такая вот гнала к тебе нужда.
Пора, мой князь, в дорогу мне обратно,
Коня бы поменять, ведь мой пропал...
В долгу я у него, князь, неоплатном,
Не раз от смерти, резвый мой, спасал».
«Не вешай голову, всегда есть выбор,
Из чёрно-белых наша жизнь полос.
Коня возьмёшь, - ответил князь, - спасибо
За верность и за вести, что принёс!
Иди в дружину, ехать нынче поздно,
Скорей всего орда уже в седле -
Не спится ханам. Эти два прохвоста
Зевнуть боятся нас, как в январе».
Один оставшись, князь стоял с минуту,
Уйдя в себя, о чём-то размышлял,
Затем на месте повернулся круто
И вышел. Слуге наказ, окликнув, дал:
«Коня веди, а сам дуй к воеводе,
К шатру пускай, где Святополк, спешит.
Я буду там — орда, мол, на подходе,
Потом Давиду, князю, изложи».
Никто не спал, сошлись к шатру все скоро,
Не долгим был совет – здесь дорог час.
Решили ставить прошлым приговором
Полки и пешцев, как уже не раз.
Костров не жгли и пищу не варили;
Кусок перед опасностью не лез.
И люди, как обычно, не шутили,
Не к месту было. Каждый нёс свой крест.
Построившись, врага дружины ждали
И напряжённо вглядывались вдаль,
И от проклятий гневных травы вяли,
Услышав их забористый словарь.
И час прошёл, и два, но степь молчала.
Устав стоять — кто лёг в траву, кто сел.
Уже нервозность в людях вырастала
И мало кто с ней справиться умел.
Но тут увидели как всадники промчались:
Один, другой и третий из степи
К шатрам князей и люди повскакали,
Помыслив:«Час, видать, наш наступил».
День пасмурный, но воздух был прозрачен
И взор пронзал простор на много вёрст.
Орду такую — хочешь, да не спрячешь -
Не семечек рассыпанную горсть.
Сперва дозоры вражьи показались,
Но кинулись, полки заметив, вспять.
Облаву им устраивать не стали,
Владимир повелел дружинам: «Ждать!».
Прошло немного — степь преобразилась,
А горизонт мгновенно почернел
От тысяч толп ордынских, что катились
Волною не имеющей предел.
Но встали пред полками, как споткнулись.
Замешкались — не ждали встретить тут.
А Шарукан глядел на них, сутулясь
По-старчески, творя в уме свой суд;
Что русичи давно готовы к сече,
И пешцы за червлёною стеной,
И копья их торчат ему навстречу,
Что болью ставшие недавно головной.
Заёрзал хан в седле, зашмыгал носом,
Напрягся конь, занервничал под ним.
Старик унял его и на Боняка косо
Взор бросил свой, сомнением томим.
Он, внутренним чутьём необъяснимым,
Спасавшем жизнь не раз ему в бою,
И здесь захвачен был неодолимо,
Как перед выбором стоящий на краю -
Уйти. Корил себя, что так соблазну
Легко поддался выступить в поход.
За шаг поспешный, глупо несуразный,
Могущий извести его весь род.
Весь год он пестовал в себе желанье
Отмстить князьям за прошлый весь позор,
Устроив им кровавое свиданье.
Всю степь созвать на этот пир и сбор.
Досадовал: «Погнался за поживой...,
От старости теряю, видно, нюх,
Хотел хоть клок содрать с овцы паршивой,
А вот сейчас азарт уже потух».
Боняку тоже надо пыл убавить,
Спросил ехидно, с желчью он: «Ответь,
Куда удар свой целишься направить?
А я скажу тебе, где быстро умереть.
Ты видишь, хан Боняк, щиты и копья...?
Смеяться стану я, как ты теперь,
Потом, когда людей на эти колья
Твоих насадят хан. Ты мне поверь.
У этого ежа нет головы и зада,
Не взять его: ни сверху, ни с боков,
Для них твоя кичливая бравада,
Как мысли «умные» от дураков».
Зубами заскрипел от слов обидных
Боняк и кровь прихлынула к лицу....
Не видеть пред собою очевидное
Дано упрямцу только и слепцу.
«Ты хочешь, чтобы я назад вернулся? -
Цедя слова сквозь зубы, зашипел
Боняк на друга, - ты умом рехнулся!
Ты, хан, совсем, я вижу постарел».
«Не знаю, что ты видел, с кем ты бился,
Но прошлый год на шкуре на своей
Я испытал, но как и ты храбрился,
Мужичью рать увидев без коней.
Остынь, Боняк, смотри и больше думай.
Людей положим — новых не найдём.
Уйти нам надо нынче и без шума,
Но мы сюда с тобой ещё придём.
Они и мы примерно в равной силе,
Не зря за реку рати перешли -
Желание бежать не охватило,
Чтоб биться до последнего смогли.
Умён, хитер урус и дальновиден,
Он город не оставил без людей
И знал о нас, Боняк, на сечу идя.
В степи, я думаю, полно ушей.
Ты стяги видишь княжьи над полками?
Но мы не знаем сколько за рекой!
У нас же две орды всего под нами,
Глаза как следует, Боняк, открой.
Уйти нам нужно, сил ещё набраться,
До осени, а может, через год
Успеем, хан, с урусом поквитаться,
От нас конязь Владимир не уйдёт».
И хан сломал упрямство Шелудяка,
Разумный довод — спешности не брат.
Судьбу свою не стоит ставить на кон,
Удачу если Боги не сулят.
На полверсты стояли друг от друга,
Не трогаясь дружины и орда.
От половцев неслась по-русски ругань,
В дружинах так же не смыкали рта.
Почти до вечера словесно перепалку
Вели враги без драк между собой.
Слова — не жизнь и их совсем не жалко,
При этом не рискуя головой.
Князья съезжались, много говорили,
Но в толк не брали действия орды.
«Поди, замыслили чего...», -князья дивились.
И продолжалось так до темноты.
А ночь укрыла быстро оба стана,
Ни звёзд, ни ветра.... Тьма — глаза коли.
Усилена дежурная охрана;
Дозор несла, хоть сон порой валил.
В полглаза люди спали и в пол-уха,
Вторую ночь ложились натощак.
Мужи здоровые, еды просило брюхо -
В прошедший день питались кое-как.
А враг мог выкинуть чего угодно,
Под утро час особенно сонлив.
Кто жертва здесь — неясно, кто охотник?
У каждого, прийти, был свой мотив.
Владимир, Святополк, Давид не спали,
Тяжёлый груз на плечи им возлёг.
В шатре укрывшись, думали, гадали...,
Но враг... отсюда был уже далёк.
Когда с земли исчезли тени ночи
И новый день украсился зарёй,
На месте том лежали лишь комочки
Навоза конского, оставленных ордой.
Костры дымились, угли тускло тлели
И поле вытоптано сотнями копыт,
Как будто пасся здесь табун неделю...
Дней несколько — всё примет прежний вид.
Недрёмные дозоры изумились,
Глядели, восклицая: «Чур меня!».
Над станом только вороны кружились
Да лис, осмелившись, мышей гонял.
Князья ушли к себе почти под утро,
Час сна ещё успели прихватить.
На зорьке встали, а на сердце смутно,
Тревога продолжала там бродить.
Но выгнал из шатров их шум и крики -
Не топот лошадиный, лязг мечей,
Не половец напал — язычник дикий,
А радость обуявшая людей.
Когда узнали, сон покинул вовсе,
Возник вопрос: « Куда и для чего?».
Испуг? Уловка? Но кого здесь спросишь -
Лишь след тянулся свежий за врагом.
Сойдя с коней, князья толпились кучей,
Бояре, воеводы, от дружин...
И всех вопрос один и тот же мучил:
«Куда теперь враг, скрывшись, побежит?».
Князь Святополк, привлечь вниманье чтобы,
Вверх руку вскинув, громко заявил:
«Догнать его, сейчас момент удобный,
И всыпать так — дорогу, чтоб забыл».
Давид черниговский: «Я не согласный, -
И возразил, свой высказав резон, -
Догнать не сможем, князь, хотя соблазно...,
Забыл, наверно, что пехотой отягчён?
А без неё слабей почти в два раза,
Настигнем мы орду, а дальше что?
Что будет, ты уверен, враг наказан?
Скорей всего поляжем мы гуртом».
Владимир воеводе: «Ты, Димитрий,
Возьми-ка да пошли вослед отряд.
Десятка гридней два и скрытно
Пускай проводят их и проследят.
А что сидит в уме у ханов этих...
Узнаем ли, боярин, мы когда?
Но ты, Димитрий, разве не приметил,
Что знаков ханских было не видать?
И странно, что не кинулись в атаку,
Как было раньше и всегда, а тут...
Зело большие ханы забияки!
Никто из нас не думал, что сбегут.
А это значит что-то их сдержало.
За битого, не битых двух дают
И Шарукан - не раз уже плошал он -
Становится Боняку вместо пут.
Ожегшись молоком, на воду дует,
Увёл, я мыслю, он сейчас орду.
Как прошлые разы хан не гарцует(10)
И, аще что не так, почует за версту».
Вздохнув, толкнул в плечо: «Возьмись за дело,
Здесь сутки, может, больше проторчим...
Еду пусть сварят. Войско, чай, не ело
Поди, два дня — людей так уморим».
Ещё туман закатный не курился,
А небосвод не в изморози звёзд;
Отряд, ходивший по следам, явился
И новости хорошие принёс.
Орда, дойдя до Псёла, разделилась -
Одну увёл с собою Шарукан,
На юг другая рысью устремилась
К насиженным кочевьями местам.
Остыл накал тревожных ожиданий,
И радость разливалась по сердцам,
И смерть навек глаза не затуманит,
Ни жёнам не рыдать, ни матерям.
Дохнула только холодом смердящим,
Умчалась в степь под стук глухой копыт
Костлявая, набросив чёрный плащик,
Туда, где утолит свой аппетит.
Князья проверили вокруг дозоры,
Дружинам ночь придётся коротать
Ещё одну здесь после дней тяжёлых.
Теперь спокойно можно всем поспать.
В шатре Владимира всё те же лица
И разговор был только об одном:
«Чего с врагом могло вчера случиться,
Что он удрал, не помахав клинком?».
«Отряд, который был по следу пущен,
Сказал, что ханы орды развели,
Но дальше не следил он за бегущими,
И где они — лишь знают ковыли.
Тебя, князь, покидать пока нам рано,
Вернуться могут, аще мы уйдём.
Рассеялась орда, возможно, на ночь,
А завтра где нибудь сойдётся днём
И выползет змею подколодной,
В том месте, где никто её не ждал,
А мы все порознь, лошади рассёдланы,
И можем не услышать твой сигнал».
Владимир, вскинув брови иронично,
Ухмылку скрыв за щётками усов,
И зная, что пред ним сидит за личность,
Никак не ждал услышать этих слов.
В пол-оборота к князю повернулся
И, бороду рукою теребя,
Дослушал Святополка, усмехнулся
Глазами и ответил слов не торопя:
«Возможно, Святополк, но вряд ли... -
Покинула уверенность в успех,
А то бы ханы так вчера не прятались
За полог ночи, не ушли в побег.
Победа в том, что враг засомневался,
Но он, ты прав, вернётся, но когда?
Не завтра — нет, коль нынче отказался,
А к осени вновь можно ожидать...».
Но лето отцвело и осень отзвенела
«Берёзовым весёлым языком»,
Орда молчала, будто онемела,
Ни разу стычек не было с врагом.
"Но это будет позже, а покуда
Хмельною брагой радость в головах.
Как говориться - нет добра без худа,
А худо было в двух всего шагах"
________________________________
1. 1055 год
2. при впадении в Днепр. В 1239 году сожжён монголами
3. старое русло, ставшее заводью или протокой
4. сажень маховая 1,76 м., косая - почти 2,5 м.
5. заострённые колья
6. Олег Святославович, брат Давида
7. старослав. - север
8. перед, до того, перед сим, прежде
9. устар. - гроб
10. наездничать, показывать ловкость, выезжать, бравируя, на поединок
Свидетельство о публикации №116112403676