Глава 11. Беглец

Застава. В ней дружинников с десяток
И кони под седлом, костёр горит.
Шалашик и походный беспорядок,
Кулеш в котле, почти готов, бурлит.
«Ерёмка! - кликнул воя старший, -
Возиться долго будешь со стряпнёй?
С дозора, вишь, приехали, не жрамши,
А ты шевелишься, как не живой».
Но вдруг прервал сердитую тираду,
Ладонь ко лбу приставил козырьком
И, шею вытянув, тревожным взглядом
Глядел, за мчащимся вдали коньком.
Подстёгнутый наездником, с намёта
Конь тут же бег менял свой на галоп,
Спустился с крутояра к месту брода...
«По виду, - думал старший, - не холоп.
А вот ужо теперь его расспросим,
На берег только выберется вот.
Какой лешак в степи гоняет-носит,
Не каждый так по осени рискнёт.
Один, ты глянь, в простецком платье,
Оружья никакого нет при нём...,
Но конь и сапоги...? и телом статен,
И речку одолел в один приём.
Бывалый, видно, малый-то, не тютя(1),
В седле сидит, как будто бы прирос,
В два счёта, аще надо, шею скрутит...,
Куда спешит зело так —  вот вопрос!

«Архип, Василий, после доедите,
У брода всадник, выскочив, исчез.
Слетайте быстро, всё там осмотрите
Как следует, проверьте где он есть».

А всадник, вынестись успел на берег,
Коня оставил и в траву прилёг,
Глаза прикрыл. Он всё ещё не верил,
Что вырваться из плена чудом смог.
Дымок костра он издали приметил,
И правил путь свой именно к нему
В расчёте, что своих сумеет встретить-
Не должно быть там больше никому.
Чужая степь осталась за рекою,
Теперь уже не страшен был сам чёрт.
К траве приник заросшею щекою
И слёзы радости, стекавшие, отёр.
Но, встрепенувшись, вдруг насторожился,
Когда услышал дробный стук копыт.
Привстал..., забилось сердце..., взглядом впился
Туда, где слышен стук и пыль висит.
Скакали к броду всадники в доспехах,
Беглец поднялся смело во весь рост.
Душа смеялась: «Слава Господу! Приехал»
И счастья всплески распирали мозг...

...Владимир просыпался с первым светом,
С утра обычно крепость объезжал.
Надёжнее, когда о всём сам ведал,
Привычку эту каждый житель знал.
А утро было солнечным и терпким,
И с изморозью лёгкой, без снежка,
А это, по приметам, признак верный,
Что зимушка-зима недалека.
Сейчас он был на княжеском подворье,
Коня вручив слуге, прошёл к крыльцу,
Поднявшись по приступкам, сел, как вскоре
Увидел, двух идущих ко дворцу.
Дружинник вёл здорового детину:
«Доставили с заставы от Днепра,
Мой князь. Себя боярским сыном
Назвал, в степи нашли его вчера.
Куда его? В железо иль отпустишь?
Нам сказку про неволю сочинил...».
А молодец смотрел на князя с грустью,
Пять лет минуты этой ради жил.
Разглядывал князь парня с интересом:
«Лет тридцать, но не больше, беглецу.
Крутого, мужичина, ты замеса,
Такому меч с кольчугою к лицу».
Подумал так, спросил же про другое,
Отметив, что у парня взгляд прямой,
Стесняясь, руки прячет за спиною,
За год их не отмоешь, мой — не мой.
В них въелись: гарь, окалина и копоть,
Кулак такой! — не нужен и кистень.
В глазах доверчивость, мольба и робость
И сзади прошлое стоит, как тень.
«Ты кто такой? Каких кровей ты будешь?
Бояр я здешних знаю имена.
Скажи как есть, коль памятью не блудишь.
Ты видеть для чего хотел меня?
Приемлю мысль — ты вовсе не боярин,
Сбивают с толку: стать и сапоги...
У горна ты, скорей всего, прожарен,
А конь не твой, сапог с чужой ноги.
Расскажешь правду аще - жить оставлю,
А станешь врать, замечу, - порешу.
Поведай мне сперва о самом главном,
Послушаю тебя, я не спешу».
Тут голову склонив, мужик замялся,
Но никакой не чувствовал вины.
Взглянул на князя и заулыбался,
Тряхнул копною в блёстках седины:
«Соврал я гридням, князь, что сын боярский,
Пришлось грех на душу свою принять.
Признаюсь откровенно —  я боялся,
К тебе тогда бы не доставили меня.
Я здешний, светлый князь, с Переяславля,
Отец и мать, не знаю, живы — нет...
Не дай Господь, почили. Как представлю...!
Не видел их, считай, почти пять лет.   
По глупости своей, по недогляду
К поганым я в неволю угодил.
Работать заставляли до упаду,
Никто оттуда, князь, не уходил.
Но ремеслом владею я кузнечным,
С мальства отцом приставлен к делу был,
Когда подрос, внушал он мне: «Сберечь бы,
Тебе отдать, чтоб горн наш не остыл».
И вот, поди же, где всё пригодилось....
Сперва Боняк хотел продать меня, -
Раздумал шелудивый(2), сделал милость,
Когда узнал — пристроил у огня.
Щипцы, кувалда-молот да железо,
За хлеб один, как проклятый, ковал.
Могли — не так что — запросто зарезать,
Всё время способ, - как сбежать, искал.
Учить пришлось мне их глагол поганый;
Лопочут, а о чём — не разберёшь.
Но я ушёл бы поздно или рано,
Судьба одна там пленным — на правёжь!
Вернулся хан, но злющий, как собака,
И плетью всех охаживал подряд.
Ругался по чём зря, грозился на кол
За брата посадить всех наших, гад!
Ну, это в августе, как раз, и было.
Обычно хан с добычей приходил,
А тут... с одним своим побитым рылом
Примчал, вдобавок войско загубил.
Какая поднялась там суматоха!
Не помню за пять лет я, князь, такой,
И я утёк, собравшись, всё же, с духом;
По балочкам, где полем, где рекой.
Ночами шёл, днём боязно — приметный,
Еду заранее по крохам промышлял.
Не тётка голод..., жиру на объедках
Кыпчакских для побега не набрал...»
Князь бросил взор на тощего верзилу,
И, сжалившись над ним, велел слуге:
«Одёжку принеси, смотреть нет силы,
Замёрзнет — недоскажет о враге».
Того, как в лихорадке, колотило,
От дрожи зуб на зуб не попадал.
Одежду принесённую схватил он,
Накинул и, согревшись, продолжал:
«Дней семь так, озираясь, пробирался,
Потом всё было, как во сне дурном,
Не помню, как в плену вновь оказался,
И снова... наковальня с молотком.
Не хан Боняк, теперь уже Аепа
Хозяином стал тела... — не души.
Я клял себя за всю свою нелепость,
Но начал сухари опять сушить.
Никто не знал, что речью их владею,
И я по-ихнему ни звука ни о чём.
Ушей моих, болтали, не жалея,
И было не от горна горячо.
С другим Аепой хан наладил дружбу
И часто ездить стал к нему в орду.
Разгромом летним был напуган дюже,
Я слышал — к нам они, князь, не пойдут...»
Владимир, вскинув бровь, спросил с усмешкой:
«Аепа сам тебе, конечно, рассказал, -   
И строго вдруг, - башку забыл ты нешто
Свою, когда о хане мне соврал!».
Держался тот раскованно дотоле,
Сей миг от тона резкого поник:
«К нему пройти мне кто бы, князь, позволил?
Лишь видел издали поганый лик.
Боняк, когда задумывал походы, -
Я в кузнице дневал и ночевал.
Работали с помощником до рвоты,
Для копий, стрел железки им ковал.
Телеги ладил и щиты, подковы
И мне понятно было для чего.
В орду всё уходило — будто в прорву,
С одним, в набег, не ходят батогом.
И здесь таким же было бы манером.
Задумку аще бы хотел хан утаить,
То принял бы Аепа те же меры,
И я бы смог тогда сообразить.
Намедни от Боняка приезжали
И звали хана с ним на Русь идти,
Но долго у него не задержались,
Видать, гостей он встретил не ахти.
Случилось это пред моим побегом,
Два дня во след я, за полночь, убёг.
Хотелось мне успеть скорей до снега,
Потом бы я отважится не смог.
Увёл коня хозяйского из стойла,
Обувку взял, что видите на мне.
Мечта моя такого риска стоила -
В чужой бы так и сгинул стороне.
Скакал две ночи, днём же хоронился,
Коняга добрый - птицею летел,
Не тут же я тогда к Днепру пустился,
Видать, поэтому остался цел.
Своих не встретил: ни живых, ни мёртвых,
Но ихний, - раз один остановил,
О мой кулак удариться, чтоб мордой,
Его я вместе с лошадью свалил...».
И, вспомнив это, смехом вдруг зашёлся
По-детски, радуясь, что дома он...
Поймав взгляд князя, как о плеть ожёгся,
Повёл плечами, свесился в поклон.
Минуту помолчав, продолжил сказку
Уже недолгую и скорую концом.
Предчувствую судьбы своей развязку,
Не выглядеть, хотел он подлецом:
«Один я у мамаши, князь, и батьки,
Других им не сподобилось родить.
Покинут силы стариков остатки -
И некому воды подать попить.
Позволь, хоть перед смертью повидаться,
Коль держишь мысль, что переметник  я. 
Но смертью перед миром оправдаться
И, будь, что будет.... Бог тебе Судья».
Владимир много знал таких историй,
И эта, если в целом, — не нова.
От половцев повсюду людям горе,
Слова у них о мире — лишь слова.
Владимиру детина приглянулся,
Задел он чем-то край его души.
Тот рад был несказанно, что вернулся,
И, что ничем в плену не погрешил.
Беглец ждал участи своей недолго,
Князь подал знак охраннику: «Оставь!»,
Добавил вслед: «Кузнец, работай с толком
И дело нужное, отцово, правь».

________________________________

1. тютя - разиня, мягкотелый, нерешительный
2. хан Боняк Шелудяк-полн. имя