город сожрет меня

вздохнешь, переведешь дыхание, запряжешь лучших скакунов, на снежном нетронутом поле оставишь следы копыт
взмыленные шеи и потные ладони, цепляющиеся за поводья,
в глубь себя заплетающейся походкой бежать почти также: молчание становится принципом, принцем твоей гордыни,
возвышенность обретет наконец-то рамки,
мне казалось, что со мной больше не случится ничего страшного, оказалось — ошибался
губы обветрились, пальцы огрубели, сердце остыло, я ребенок, от которого отказалась мать еще в роддоме, спасибо хоть не выкинула в снег, не оставила умирать
но я сгнил, сгорел, опустел, ослеп и оглох, потерял чувствительность, словно ампутированная конечность
отделен от организма километром непроходимой чащи
мои глаза не просыхают от слез, я кричу в подушку и рву кожу на губах, жую себя, захлебываюсь слюнями, монолитом каменного спокойствия судорога шелестит углем в уши (ты только мешаешь)
чей это голос? почему я слышу кого угодно, не себя?
приоритетное мнение чужаков или показатель распущенности

белокрылый альбатрос компании аэрофлот взмоет в воздух тяжелой каплей алюминия, и я буду внутри, в мягком кресле, терзать щеки зубами, сглатывая кровь и запивая ее кислотой раскаленного кофе,
я буду ждать своей смерти, когда собственная нежность задавит меня бетоном, заметет пылью осыпавшейся новостройки, а холодный город растерзает мое нутро посеревшей от выхлопов рысью