Железные гробы с окнами

Электрички. Электричество. Рельсы. Шпалы. Машинисты.
Е#анись!
Я почти что ежедневно вынужден находиться в этих металлических гробах с окнами и хреновой вентиляцией. Вентиляция здесь настолько неблагоразумна, что запах пота через чур уверенного в себе мужчины, спешащего заключить очередной контракт на поставку зубных щёток в очередной открывшийся супермаркет, тянется аж из соседнего вагона и не даёт сосредоточиться на чтении или хотя бы даже на своих мыслях. Грязный потный ублюдок, который до конца своих дней так и не узнает о существовании дезодорантов или о том, что подмышки тоже можно брить. Отравляющая дыхание мразь.
Я сижу с краю. Пытаюсь читать книгу, написанную не очень-то давно известным алкашом, и обязательно какой-нибудь урод в узких штанах встанет рядом, не найдя места, куда можно уронить свой зад. Он обязательно встанет ко мне лицом, то бишь передом, так как его лицо я не увижу никогда, потому что не хочу смотреть на эту падаль.
У этой падали обязательно в штанах окажется прижатый ширинкой х#й, которым он трётся об меня, когда очередной забулдыга пытается просочиться сквозь вагон. Эта падаль специально сюда заслана: чтобы дорога до выполнения обязанностей, за которые я получаю деньги, не казалась мне слишком лёгкой. Полчаса созерцания ширинки незнакомого смертного. Полчаса незабываемых ощущений. Это какой-то масонский заговор. Я искренне надеюсь, что он сдохнет в невыносимых мучениях, испытывая немыслимую агонию.
И, конечно, должны появиться музыканты, которые якобы отстаивали честь страны в каких-нибудь е#анутых междоусобицах. Они купили свои фуражки в ближайшем магазине, из которого ты можешь выйти даже ментом, если у тебя в карманах завалялось немного бумаг с цифрами. Их ещё называют деньгами. Они ещё привязаны к золотому фонду твоей могучей е#учей страны; привязаны к золотому фонду, золота из которого ты никогда не увидишь на протяжении всей твоей никчёмной жизни.
Эти музыканты. Эти ряженые циркачи. Они поют о лишениях на войне, а после идут в бар, где делятся сильнейшими ощущениями от мощного нае#алова конформистской толпы. Они умеют делать деньги. Бизнесмены, б#я.
Мужик с х#ем окончательно достал.
Бабка, что сидит через пару кресел (или как эти седалища называются в электричках?), рассказывает своей дочери о секретах выведения пятен, оставленных раздавленным виноградом. И я вынужденно познаю то, что мне неинтересно. Но она рассказывает об этом так увлечённо, что мне ужасно сильно хочется раздавить на себе виноград и опробовать её метод. Или лучше просто трахнуть её? Я не подпишусь на это, но, быть может, кто-то другой? В зале есть альтруисты, которые не против пустынь?
Я хочу выбраться отсюда. Но рано. Зато я могу послушать о том, что кто-то вчера изменил рацион питания своей кошки. Бедное животное страдает, но давится. Жрать-то хочется. Я бы тоже давился мерзким кошачьим кормом, если бы подыхал от голода. Это был бы вынужденный процесс, но зато я могу поиметь шанс ещё несколько дней, недель или месяцев понаблюдать за тем, как всё окончательно наё#ывается. Это сильное зрелище. Ради него можно жрать кошачий корм.
Мужик с х#ем зае#ал.
Он ещё и по телефону говорить начал. Проблемы на работе. Зависимая скотина, трущаяся о моё плечо своими причиндалами. Угомонись, мужик. Вот бы ему вмазать. Но я культурный человек. Слишком культурный.
Всё, моя станция. Наконец-то!
В пи#ду вас.