Рублиштейна

Вспомнил ноябрь, что он осень.
Город опешил, стоит раздетый.
Кто-то большой, как тропу кокса,
Снюхал весь снег, закусив конфетой. 

Улица дышит в лицо дымом.
Он пронизает насквозь грудину,
Там застревает, встаёт дыбом
И оседает немытой льдиной.

Вон и сестрица её рядом:
Может, кого-то она убила;
Кто-то прошёл, не подняв взгляда –
Кто-то бросает песок в могилу.

Молча на стенке Берггольц плачет:
Капли дождя на глазах усталых.
Девушка, жёлтым мелькнув клатчем,
Выпрямив спину, на свет вбежала.

Молят промозглость забыть бары.
Этот забыл уж: идёт, шатаясь;
Хочет продолжить, звенит тарой.
Дико отпрянул седой китаец. 

Глиняный поезд ползёт вяло
В псевдо-"Сайгон" хипстоты зелёной.
Там обсуждают они Кало:
Самую модную бровь сезона.

Всласть нагулявшись, идёшь, бледный,
В тёплый кисель пожилой подземки. 
В сторону смотрит поэт медный.
Дуешь на пальцы, стащив митенки.

Вот эскалатор: как змий вечный,
Ежесекундно себя сжирает.
Без аппетита – не беф с гречей.
Так, железяка, и та сырая.

Из-под ступенек звучит голос.
Звякнули в мятом чехле монетки.
Сорок копеек худой Сорос
Щедро бросает слепой брюнетке. 

Он растворится в людском море –
Красном, как в праздник резни дельфинов.
И, ученице своей вторя,
Бледный – не медный! – всплакнёт махина.

18-20 ноября 2016 г.


Рецензии