Правдивая история ЛжеДмитрия I

Знойным днем июньским, безоблачным,
Колокольным звоном встречаемый,
Въезжал ЛжеДмитрий в Москву.
Заполнил народ все улицы ближние,
На крыши повылез, в окна высунулся. 
Вопили люди в нечаянном умилении:
«Дай, Господи, здоровья тебе, Государь!»
Ласково махал рукою им Самозванец:
«Я того же и вам желаю, дети мои!»
На Красной площади, на Лобном месте
Ждало Новоявленного терпимое духовенство.
И пока Самозванец по кремлевским церквям ходил,
Началось на площади гулянье народное.
Патриарх Игнатий, бывший беглый грек,
Провозглашал теперь Самозванца Царем.
Лишь Василий Шуйский мрачно в толпе бродил,
Отказывался он свидетельствовать о гибели царевича.
Вот уже и Годунова не стало,
А ему вновь кланяться чужому Царю.
И составился заговор против ЛжеДмитрия,
Но сообщники разболтали все дело.
Схвачен Шуйский и к смерти приговорен.
Вывели его на лобное место,
Прочитали «сказку», за что голову ему рубить,
И с народом он уже попрощался,
Заявив, что умирает за правое дело,
Но посыльный тут выбежал,
Помилование ему зачитал,
С высылкой в монастырь самый дальний.
А с дороги вернули его и восстановили в боярстве,
Вот уж, воистину, милостивый Государь!
А вскоре мать царевича Дмитрия, Марию-Марфу,
Вез «великий мечник» Скопин-Шуйский в Москву.
Встретил ее у Тайнинского Самозванец,
У большой дороги поставив шатер.
Знать бы еще, о чем они там говорили,
Только вышли они из шатра обнявшись, рыдая…
И народ наш, плаксивый, вместе с ними рыдал,
Да и как тут не плакать ему,
Когда всю дорогу, до самой Москвы,
Шел Самозванец пешком, у колеса кареты…
И добился он своего, усыновила его Нагая:
«Моего все равно не вернуть,
А этот умный и справедливый.
Пусть будет лучше он, Самозванец,
Чем предатели Шуйские, московские сволочи».
И в полном праве стал венчаться на царство тот,
Стал править ЛжеДмитрий по-настоящему.
Вдруг стал в Думу ходить и сидеть,
Слушать, о чем они там говорят.
Стал одергивать воров чиновных
И в пять минут разрешать дела,
Которые, казалось, не имеют решения.
Не получилось у «чиноначальников»
Запутать безродного Самозванца.
Видел он их всех насквозь,
И они видели, что он видит!
Объявил ЛжеДмитрий приемные дни
И народ стал идти с челобитными,
И было объявлено, чтобы мзду предлагать не смели!
Плохо стало боярским начальникам,
Хоть плачь, хоть караул кричи!
Объявил он еще кабальные записи недействительными,
Нельзя стало в рабство забирать за долги,
А окраины освободил от дани прожорливой столице.
Но не задалась в целом московская жизнь,
Коробило москвичей от нововведений.
Под музыку и пение стал обедать Царь,
Не молился он перед обедом,
А во время поста телятину ел
И в бане, почему-то, не парился…
После обеда спать не ложился,
Деньги считал и мастерские осматривал,
Не украдено ли чего, ну не сволочь ли?
Сам с медведями дрался в потешных боях
И пушки испытывал, опасного московского литья,
Стреляя из них очень метко.
На маневрах войска, лично им обучаемого,
Бывал с ног сбит и нещадно палками луплен.
Поведение такое молодого Царя
Сильно оскорбляло московскую нравственность.
И вскоре всем ясно стало, что царь Дмитрий
Не жилец на боярской московской земле.