Девятнадцать... Перевод Л. Эйдлина


КИТАЙ
ДЕВЯТНАДЦАТЬ ДРЕВНИХ СТИХОТВОРЕНИЙ
ПЕРВОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      В пути и в пути,
      и снова в пути и в пути...
      Так мы, господин,
      расстались, когда мы в живых.

      Меж нами лежат
      бессчетные тысячи ли,
      И каждый из нас
      у самого края небес.

      Дорога твоя
      опасна, да и далека.
      Увидеться вновь,
      кто знает, придется ли нам?

      Конь хуских степей
      за северным ветром бежит,
      И птицы Юэ
      гнездятся на южных ветвях.

      А вот от меня
      все далее ты, что ни день.
      Одежда висит
      свободней на мне, что ни день.

      Плывут облака,
      все белое солнце закрыв,
      И странник вдали
      забыл, как вернуться домой.

      Тоска по тебе
      состарила сразу меня.
      Вслед месяцам год
      приходит внезапно к концу.

      Но хватит уже,
      не буду о том говорить...
      Себя береги,
      ешь вовремя в долгом пути!

ВТОРОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Зелена, зелена
      на речном берегу трава.
      Густо, густо листвой
      ветви ив покрыты в саду.

      Хороша, хороша
      в доме женщина наверху -
      Так мила и светла -
      у распахнутого окна.

      Нежен, нежен и чист
      легкий слой белил и румян.
      И тонки и длинны
      пальцы белых прелестных рук.

      Та, что в юные дни
      для веселых пела домов,
      Обратилась теперь
      в ту, что мужа из странствий ждет.

      Из чужой стороны
      он никак не вернется к ней,
      И пустую постель
      очень трудно хранить одной.

ТРЕТЬЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Вечно зелен, растет
      кипарис на вершине горы.
      Недвижимы, лежат
      камни в горном ущелье в реке.

      А живет человек
      между небом и этой землей
      Так непрочно, как будто
      он странник и в дальнем пути.

      Только доу вина -
      и веселье и радость у нас:
      Важно вкус восхвалить,
      малой мерою не пренебречь.

      Я повозку погнал, -
      свою клячу кнутом подстегнул
      И поехал гулять
      там, где Вань, на просторах, где Ло.

      Стольный город Лоян, -
      до чего он роскошен и горд.
      "Шапки и пояса"
      в нем не смешиваются с толпой.

      И сквозь улицы в нем
      переулки с обеих сторон,
      Там у ванов и хоу
      пожалованные дома.

      Два огромных дворца
      издалека друг в друга глядят
      Парой башен, взнесенных
      на сто или более чи.

      И повсюду пиры,
      и в веселых утехах сердца!
      А печаль, а печаль
      как же так подступает сюда?

ЧЕТВЕРТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Такой уж сегодня
      хороший праздничный пир,
      Что радость-веселье
      словами не передать.

      Играют на чжэне, -
      и чудный напев возник,
      И новые песни
      полны красот неземных.

      Искусники эти
      поют о высоких делах.
      Кто музыку знает,
      их подлинный слышит смысл.

      У каждого в сердце
      желанье только одно:
      Ту тайную думу
      никто не выскажет вслух,

      Что жизнь человека -
      постоя единый век
      И сгинет внезапно,
      как ветром взметенная пыль,

      Так лучше, мол, сразу
      хлестнуть посильней скакуна,
      Чтоб первым пробиться
      на главный чиновный путь,

      А не оставаться
      в незнатности да в нищете,
      Терпеть неудачи,
      быть вечно в муках труда!

ПЯТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      На северо-западе
      высится дом большой.
      Он кровлей своей
      с проплывающим облаком вровень.

      Цветами узоров
      в нем окна оплетены,
      Он башней увенчан
      в три яруса вышиною.

      Из башни доносится
      пенье и звуки струн.
      И голос и музыка,
      ах, до чего печальны!

      Кто мог бы еще
      этот грустный напев сочинить?
      Наверное, та,
      что зовется женой Ци Ляна...

      "Осенняя шан"
      вслед за ветром уходит вдаль,
      И вот уже песня
      в каком-то раздумье кружит...

      Сыграет напев,
      трижды вторит ему затем.
      В напевах волненье
      ее безысходной скорби.

      От песен не жалость
      к певице за горечь мук,
      А боль за нее -
      так друзья и ценители редки, -

      И хочется стать
      лебедей неразлучной четой
      И, крылья расправив,
      взлететь и подняться в небо!

ШЕСТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Вброд идя через реку,
      лотосов я нарвал.
      В орхидеевой топи
      много душистых трав.

      Все, что здесь собираю,
      в дар я пошлю кому?
      К той, о ком мои думы,
      слишком далекий путь.

      Я назад обернулся
      глянуть на дом родной.
      Бесконечно дорога
      тянется в пустоте.

      Тем, кто сердцем едины,
      тяжко в разлуке жить!
      Видно, с горем-печалью
      к старости мы придем.

СЕДЬМОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Сияньем луны
      все ночью озарено.
      Сверчок на стене
      ткать теплое платье зовет.

      Ручка Ковша
      повернулась к началу зимы.
      Множество звезд
      так отчетливо-ясно видны!

      От белой росы
      намокла трава на лугах:
      Времени года
      смениться пришла пора.

      Осенних цикад
      в деревьях разносится крик.
      Черная ласточка
      умчалась от нас куда?

      Те, что когда-то
      росли и учились со мной,
      В выси взлетели
      и крыльями машут там.

      Они и не вспомнят
      о дружбе руки в руке,
      Кинув меня,
      как оставленный след шагов.

      На юге Корзина,
      на севере Ковш - для небес.
      Небесной Корове
      ярма не наденешь вовек.

      И друг, если нет
      нерушимости камня в нем, -
      Пустое названье:
      что он доброго принесет!

ВОСЬМОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Гнется, гнется под ветром
      тот бамбук, что растет сиротою,
      Укрепившись корнями
      на уступе горы великой...

      Мы с моим господином
      поженились только недавно.
      Повилики стеблинка
      в этот раз к плющу приклонилась.

      Как траве повилике
      вырастать указано время,
      Так обоим супругам
      повстречаться час предназначен.

      Я уже и от дома
      далеко выходила замуж.
      Но за далями дали,
      и опять между нами горы.

      Думы о господине
      очень скоро могут состарить:
      Он в высокой коляске
      что же так с прибытием медлит!

      Я горюю о том, что
      распускается орхидея,
      От цветенья которой
      все вокруг осветится ярко,

      И что вовремя если
      орхидею сорвать забудут,
      Лепестки ее следом
      за осенней травой увянут.

      Господин непременно
      сохранит на чужбине верность,
      И, рабе его низкой,
      мне тревожиться разве надо!

ДЕВЯТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      У нас во дворе
      чудесное дерево есть.
      В зеленой листве
      раскрылись на нем цветы.

      Я ветку тяну,
      срываю ее красу,
      Чтоб эти цветы
      любимому поднести.

      Их запах уже
      наполнил мои рукава.
      А он далеко -
      цветы не дойдут туда.

      Простые цветы,
      казалось бы, что дарить?
      Они говорят,
      как давно мы в разлуке с ним!

ДЕСЯТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Далеко, далеко
      в выси неба звезда Пастух,
      И светла, и светла
      ночью Дева, где Млечный Путь.

      И легки, и легки
      взмахи белых прелестных рук.
      И снует, и снует
      там на ткацком станке челнок.

      День пройдет, а она
      не успеет соткать ничего,
      И от плача ее
      слезы падают, точно дождь.

      Млечный Путь - Хань-река
      с неглубокой прозрачной водой
      Так ли непроходим
      меж Ткачихою и Пастухом?

      Но ровна и ровна
      полоса этой чистой воды...
      Друг на друга глядят,
      и ни слова не слышно от них!

ОДИННАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Я назад повернул
      и погнал лошадей моих прямо,
      Далеко, далеко
      их пустил по великой дороге.

      Я куда ни взгляну -
      беспредельны просторы, бескрайни!
      Всюду ветер восточный
      колышет деревья и травы.

      Я нигде не встречаю
      того, что здесь ранее было, -
      Как же можно хотеть,
      чтоб движенье замедлила старость!

      И цветенью и тлену
      свое предназначено время.
      Потому-то успех
      огорчает неранним приходом.

      Ни один человек
      не подобен металлу и камню,
      И не в силах никто
      больше срока продлить себе годы.

      Так нежданно, так вдруг
      превращенье и нас постигает,
      Только добрую славу
      оставляя сокровищем вечным.

ДВЕНАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Та стена на востоке
      высока и тянется долго,
      Извивается в далях
      не разрывным нигде заслоном.

      И когда буйный ветер,
      землю вверх взметая, поднялся,
      Там осенние травы
      разрослись и все зеленеют.

      Времена - все четыре -
      за одним другое на смену,
      И уже вечер года
      с быстротой какой набегает!

      В "Песнях", в "Соколе быстром",
      есть избыток тяжкой печали,
      А "Сверчок" в этих "Песнях"
      удручает робостью духа.

      Так не смыть ли заботы,
      волю дав велениям сердца:
      Для чего людям нужно
      на себя накладывать путы...

      В Янь-стране, да и в Чжао
      очень много прекрасных женщин,
      Среди них всех красивей -
      светлолицая, словно яшма,

      И она надевает
      из тончайшего шелка платье,
      И выходит к воротам,
      чтоб разучивать "чистые песни".

      Звуки струн и напевы
      до чего ж у нее печальны!
      Когда звуки тревожны,
      знаю, сдвинуты струн подставки;

      И в возвышенных чувствах
      поправляю одежду чинно,
      И, растроганный думой,
      подхожу к певице несмело,

      Про себя же мечтаю
      быть в летящих ласточек паре,
      Той, что глину приносит
      для гнезда к госпоже под крышу!

ТРИНАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Я погнал колесницу
      из Восточных Верхних ворот,
      Вижу, много вдали
      от предместья на север могил.

      А над ними осины
      как шумят, шелестят листвой.
      Сосны и кипарисы
      обступают широкий путь.

      Под землею тела
      в старину умерших людей,
      Что сокрылись, сокрылись
      в бесконечно длинную ночь

      И почили во мгле
      там, где желтые бьют ключи,
      Где за тысячу лет
      не восстал от сна ни один.

      Как поток, как поток,
      вечно движутся инь и ян,
      Срок, отпущенный нам,
      словно утренняя роса.

      Человеческий век
      промелькнет, как краткий приезд:
      Долголетием плоть
      не как камень или металл.

      Десять тысяч годов
      проводили один другой.
      Ни мудрец, ни святой
      не смогли тот век преступить.

      Что ж до тех, кто "вкушал",
      в ряд стремясь с бессмертными встать,
      Им, скорее всего,
      приносили снадобья смерти.

      Так не лучше ли нам
      наслаждаться славным вином,
      Для одежды своей
      никаких не жалеть шелков!

ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Все то, что ушло,
      отчуждается с каждым днем,
      И то, что приходит,
      роднее нам с каждым днем...

      Шагнув за ворота
      предместья, гляжу вперед
      И только и вижу
      холмы и надгробья в ряд.

      А древних могилы
      распаханы под поля,
      Сосны и кипарисы
      порублены на дрова.

      И листья осин
      здесь печальным ветром полны.
      Шумит он, шумит,
      убивая меня тоской.

      Мне снова прийти бы
      ко входу в родимый дом.
      Я хочу возвратиться,
      и нет предо мной дорог!

ПЯТНАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Человеческий век
      не вмещает и ста годов,
      Но содержит всегда
      он на тысячу лет забот.

      Когда краток твой день
      и досадно, что ночь длинна,
      Почему бы тебе
      со свечою не побродить?

      Если радость пришла,
      не теряй ее ни на миг;
      Разве можешь ты знать,
      что наступит будущий год!

      Безрассудный глупец -
      кто дрожит над своим добром.
      Ожидает его
      непочтительных внуков смех.

      Как преданье гласит,
      вечной жизни Цяо достиг.
      Очень мало притом
      на бессмертье надежд у нас.

ШЕСТНАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Холодный, холодный
      уже вечереет год.
      Осенней цикады
      печальней в сумерках крик.

      И ветер прохладный
      стремителен стал и жесток,
      У того же, кто странствует,
      зимней одежды нет.

      Одеяло в узорах
      отдал Деве с берега Ло,
      С кем я ложе делила,
      он давно расстался со мной.

      Я сплю одиноко
      все множество долгих ночей,
      И мне в сновиденьях
      привиделся образ его.

      В них добрый супруг,
      помня прежних радостей дни,
      Соизволил приехать,
      мне в коляску взойти помог.

      Хочу, говорил он,
      я слушать чудесный смех,
      Держа твою руку,
      вернуться с тобой вдвоем...

      Хотя он явился,
      но это продлилось миг,
      Да и не успел он
      в покоях моих побыть...

      Но ведь у меня
      быстрых крыльев сокола нет.
      Могу ль я за ним
      вместе с ветром вослед лететь?

      Ищу его взглядом,
      чтоб сердце как-то унять.
      С надеждою все же
      так всматриваюсь я в даль,

      И стою, вспоминаю,
      терплю я разлуки боль.
      Текут мои слезы,
      заливая створки ворот.

СЕМНАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      С приходом зимы
      наступила пора холодов,
      А северный ветер -
      он пронизывает насквозь.

      От многих печалей
      узнала длину ночей,
      Без устали глядя
      на толпы небесных светил:

      Три раза пять дней -
      и сияет луны полный круг,
      Четырежды пять -
      "жаба" с "зайцем" идут на ущерб...

      Однажды к нам гость
      из далеких прибыл краев
      И передал мне
      привезенное им письмо.

      В начале письма -
      как тоскует по мне давно,
      И далее все -
      как мы долго в разлуке с ним.

      Письмо положила
      в рукав и ношу с собой.
      Три года прошло,
      а не стерлись эти слова...

      Что сердце одно
      любит преданно на всю жизнь,
      Боюсь, господин,
      неизвестно тебе о том.

ВОСЕМНАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Однажды к нам гость
      из далеких прибыл краев,
      И передал мне
      он узорчатой ткани кусок:

      Меж нами легло
      десять тысяч и больше ли,
      Но давний мой друг
      все же сердцем своим со мной.

      В узоре чета
      юань-ян, неразлучных птиц.
      Из ткани скрою
      одеяло "на радость двоим".

      Его подобью
      ватой - нитями вечной любви.
      Его окаймлю
      бахромой - неразрывностью уз.

      Как взяли бы клей
      и смешали с лаком в одно, -
      Возможно ли их
      после этого разделить!

ДЕВЯТНАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

      Ясный месяц на небе -
      белый и яркий, яркий -
      Осветил в моей спальне
      шелковый полог кровати.

      И в тоске и печали
      глаз я уже не смыкаю,
      И, накинув одежду,
      не нахожу себе места...

      У тебя на чужбине
      хоть и бывает радость,
      Ты бы все-таки лучше
      в дом наш скорей вернулся.

      Выхожу из покоев,
      долго одна блуждаю:
      О тоске моей мысли
      разве кому перескажешь?..

      И, вглядевшись в дорогу,
      снова к себе возвращаюсь.
      Тихо падая, слезы
      платье мое орошают.


Рецензии