Монолог актёра

Монолог актёра

Занавес. Зал. Партер. Ложа. Балкон. Бельэтаж. Авансцена. Театр. Что такое театр? Зачем  вы здесь? А я? Это развлечение? Забава? Времяпрепровождение? Здание  с колоннами? Или без. Место, где можно сходить в буфет. А почему бы нет? Буфета нет? Да, проблема…
Так приятно бывает присесть в пустом зале, где-то сбоку… Нет, чуть правее… ещё… Вот так. В полутёмных полутонах, в мягком кресле с подлокотниками. Пустая сцена слегка освещена невидимым прожектором. Света как раз достаточно, чтобы глаз выхватывал рельеф кулис. Тёмный задник напоминает едва заметные в безлунной ночи горькие морщинистые складки на горных недоступных декорациях толи неба толи моря. И какой-то вечно поэтический профиль проступает из безбрежного распластанного над миром покоя.
А если чуть-чуть прищурить веки, то свет становится ярче. И горы превращаются в предутреннее небо с тончайшим размытым узором свежеиспечённых облаков. Глаза закрываются так плотно, что яркие со всех сторон изливающиеся иглоподобные лучики сначала ослепляют… Да-да…
Из полумрака выступает странный профиль с носом Гоголя, в парике Мольера и шекспировской бородкой. Автор недовольно хмурит брови, поправляет пенсне и внимательно вглядывается в придирчивого зрителя, который только начинает вырисовываться на фоне неспешно ожидающих своей участи слегка потёртых кресел. Кресла! Ах, как они любят эти  мгновения напряжённого ожидания того, что вот-вот случится, что уже происходит, висит в насыщенной полутьме актёрских драм, нечаянных подвигов, сдавленных пылких признаний и горьких, не придуманных человеческих рыданий, выносящих мощным потоком ручейки жалоб, поломанные судьбы, обманутые надежды, высокие страдания и обретённое успокоение, покрывающее плотной пеленой людские страсти, обрекающие нас снова и снова отрываться от затягивающего суетливого потока фактов, знаний, отношений и междометий.
Что? Почему? Где это? Я открываю  глаза, а свет не исчезает. Я же только что сидел в полутёмном зале и мечтал… дремал… кажется даже похрапывал… Прожектор слепит в полную силу… прямо жжёт. И кто это там? Один, два, много. Целая толпа каких-то посторонних лиц, глаз, ушей…людей. Мужчины, женщины… О! Какая красивая. Глаза! Глаза! Такие глаза у неё, как это, и губы её, как что-то… Кажется, это было уже… где-то… как-то… Нет, не может быть! Хотя, впрочем… Что только не привидится?   Надо представиться. Если бы она знала, что я … впрчем, ещё узнает, впереди целая вечность, нет не целая, что то же осталось позади… И как отличить Вечность от Неана? А что там за толпа толпится в отдалении и в темноте, на свет бы вышли, я бы их признал. Неужели должники и кредиторы. Ну, Гамлет должен был пятёрку, так я ему простил давно. Отелло сам я задолжал, но он добряк и требовать не станет. Офелии признался я в любви, не спорю, с тех пор она давно уже Гертруда и внучка выросла, влюблён уже в неё. Вишнёвый сад я должен был оспорить, но труп живой немножко подождёт. Ну что ещё? Севильскому цирюльнику недавно лысую певицу обещал, но не нашёл. Здесь да, я каюсь, каюсь.
А кто это там на острие толпы мне машет ручонками, топает ножками и корчит рожи… Ах, какие рожи! На кого-то они похожи, даже очень напоминают между прочим… Вот-вот заплачет.. Какой смешной! И дёрганый к тому же. Родственник, что ли? Наверное, уж слишком неприятный, и чего-то ему от меня надо. Ну подошёл бы и сказал. Мол, так и так, дескать..  Глаза маленькие, злые, нос крючком, борода в крошках, уши оттопырены, весь трясётся почему-то. И что ему надо, я же гол как сокол, и пока ещё живой. Жив курилка! Сходить в курилку, там за правой кулисой под лестницей…Кулиса?! Занавес! Это же сцена и… режиссер!.. Какой милый, с хорошо, как всегда расчёсанной бородкой, как элегантно он щурит глаза, прислушивается, благородно покачиваясь всем телом, ставя даже носом вечные вопросы бытия. Так быть или не быть? Да-да, я на сцене!! Идёт спектакль… А может быть я сплю? Это ночь?
Фонари, фонарики